Измена командармов - Андрей Владиславович Ганин

Красная армия снова пошла вперед.

В эти трагические дни высшее командование наконец вспомнило о тех несчастных офицерах, которые, против своей воли, слонялись из угла в угол, и стало спешно разбирать их дела.

Пришел и мой черед, 6 декабря[1471] был назначен военно-полевой суд. К этому времени, к моему большому удовлетворению, в Таганроге объявился чуть ли не весь состав штаба бывшей моей IX советской армии: здесь был бывший начштарм IX генерал Карепов; сюда же прибыли полковник П. и начдив 14 Ролько; перебежали и многие офицеры моей армии, занимавшие ответственные посты.

Суд состоял из двенадцати судей и председателя. Судьями были офицеры в штаб-офицерских чинах.

На суде генерал Карепов показал советскую газету, которую он захватил с собой. В этой газете, на первой странице, крупным и жирным шрифтом было напечатано:

Собаке — собачья смерть. — Бывший командарм IX, царский прислужник, белогвардеец и контрреволюционер Всеволодов изменнически перешел на сторону белых. Однако он просчитался и был жестоко наказан. При переходе фронта он был арестован белыми и предан военно-полевому суду. Суд приговорил его к смертной казни через расстрел. Приговор был приведен в исполнение 25 августа 1919 года в 4 часа утра.

Так врали советская печать и радио, запугивая всех тех офицеров, которые желали бы последовать моему примеру.

В ответ на это ложное сообщение белое командование пригласило меня в Ставку и предложило мне дать по радио опровержение, что я и сделал. Оно гласило: «Всем, всем, всем! Я, бывший командарм IX армии, заявляю, что сведения, помещенные в советской печати, о моем аресте и расстреле — ложны, не соответствуют действительности и являются провокацией. Я жив, здоров и нахожусь на свободе при Ставке главнокомандующего генерала Деникина».

Показания офицеров моей бывшей армии, и особенно генерала Карепова, сыграли большую роль в моем деле, которое разбиралось военно-полевым судом 6 декабря 1919 года. Суд, рассмотрев дело, вынес мне оправдательный приговор. Председатель суда особо благодарил меня за решение, при боевой обстановке, перейти к белым и за сообщение важных оперативных сведений, которые были неоценимо полезны для белого командования.

На следующий после суда день я был вопреки правилам назначен начальником штаба обороны Таганрогского района.

Оборона Таганрога была только показательной и теоретической, ибо для настоящей войск было совершенно недостаточно. Таганрог и его район являлись заслоном и обеспечением левого фланга Добровольческой армии, отступавшей на Ростов — Новороссийск. Из Таганрога единственный фланговый путь отступления шел на Ростов; другие пути — через Азовское море и р[еку] Дон — вследствие сильных морозов не могли быть использованы. Поэтому и оборона Таганрога была очень проблематичной, так как левый фланг ее легко обходился противником.

Отступление из Таганрога

К концу декабря 1919 года положение белых в стратегическом отношении стало катастрофическим. Противник сильно нажимал по всему фронту. К 19 декабря[1472] выяснилось, что Таганрог удержать невозможно. Создалась громадная опасность быть отрезанными от единственного пути отступления на Ростов.

Утром, как всегда, я отправился с докладом к начальнику обороны генералу Виноградову[1473]. Войдя в помещение штаба обороны, я хотел пройти в кабинет генерала и уже взялся за ручку двери, как вдруг девушка — уборщица помещения — подскочила ко мне и, загородив дорогу, сказала:

— Генерал! Бегите отсюда скорее, пока вас не заметили! В кабинете генерала сидят красные и о чем-то совещаются. Генерал вчера еще вечером убежали и поехали на восток, видимо в Ростов.

Оказалось, что красные неожиданным налетом на Таганрог захватили и утвердились в его юго-западной части.

Я опрометью выскочил из помещения и полным ходом полетел на Котельный завод, где я занимал квартиру. Котельный завод и станция были еще в наших руках. По телефону я приказал коменданту станции немедленно прицепить мою теплушку к первому поезду, отходящему на Ростов, и через полчаса она была уже прицеплена к «бронепоезду».

Не проехали мы и десяти верст, как вынуждены были остановиться: станция Морская, через которую мы должны были ехать, наш единственный путь отступления, — была захвачена кавалерией Буденного.

Мы остановились. Тут я увидел военного, бегающего с револьвером в руках. Он угрожал машинисту, требуя, чтобы тот во что бы то ни стало отправил поезд. Увидя меня и узнав, что я — начальник обороны, он извинился и сообщил, что командует отрядом танков и не знает, как пробраться на Ростов. Наконец он решил идти по льду Дона, но, как я узнал впоследствии, лед был слаб, не выдержал тяжести и провалился, увлекая за собой весь обоз.

Мы не двигались с полчаса, а за это время наши части с помощью бронепоезда отбросили конницу и снова овладели ст[анцией] Морской, дав нам возможность благополучно проскочить на Ростов, но лишь только наш поезд под сильным обстрелом противника миновал станцию, последняя была снова занята красными.

Город Ростов представлял собою грустное зрелище: в северо-восточной части его шел горячий бой; на площадях и важных перекрестках дорог, на фонарных столбах раскачивались трупы повешенных и на каждом была карточка с надписью и указанием причины казни. Вот висит хорошо одетая, в каракулевом саке и такой же шляпе, молодая женщина, на карточке надпись: «Повешена за шпионаж для буржуев». Труп уже посинел и застыл, глаза выпучились, рот искривился, тело зловеще покачивалось ветром из стороны в сторону…

На всех улицах высились баррикады из разной мебели, повозок, досок и кирпичей.

Не задерживаясь в Ростове, я проехал в Новороссийск.

Город и порт Новороссийск

В Новороссийске начальник-главнокомандующий генерал Лукомский[1474] назначил меня начальником штаба обороны Новороссийского района. Начальником обороны был генерал Носович.

Оборона Новороссийского района была не в лучшем положении, чем оборона района Таганрогского, и сводилась лишь к простой охране города.

Город лежал в глубокой лощине, окруженной с южной стороны Черным морем, а с трех остальных сторон — большими хвойными и лиственными лесами.

В пяти-шести верстах к северу, в лесу, находилась фабрика шампанского Абрау-Дюрсо, которая, как сильным магнитом, притягивала к себе многие части, учреждения и отдельных лиц, страдающих слабостью к живительному эликсиру. Как паломники, длинными вереницами тянулись туда бесчисленные небольшие отряды и экскурсии за ценной и привлекательной добычей, и все они сделались объектом нападения зеленых, засевших по обочинам дороги, и принуждены были вести непрерывный бой.

Зеленые

Зеленые — это ни белые, ни красные; это — своевольные люди, склонные к сепаратизму, не признающие никакого порядка, близкие к анархистам, это — нелегальные люди: дезертиры, перебежчики, пленные и вообще разный беспокойный и преступный сброд. Они располагались в лесах и рыбачьих хижинах по побережью Черного