Андрей Гущин - Русская армия в войне 1904-1905 гг.: историко-антропологическое исследование влияния взаимоотношений военнослужащих на ход боевых действий

§2.

НОВЫЕ ТИПЫ КОНФЛИКТОВ В ОФИЦЕРСКОМ КОРПУСЕ РУССКОЙ АРМИИ В ПЕРИОД РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ 1904-1905 гг.

Материал о конфликтах на этнической и религиозной почве не так обширен, как материал по другим видам противоречий в офицерской среде. Находку свидетельств о них можно отнести к разряду исследовательской удачи. Во всех крупных воинских соединениях в специальном сейфе хранилось ежегодно обновляемое издание секретного Военно-статистического ежегодника{322}. В нем отображались сведения об этническом и конфессиональном составах военнослужащих по всем родам войск, округам и пр. Официально подданные русского императора делились исключительно по конфессиональному принципу; еврей, принявший православное крещение, становился православным и делал вполне успешную карьеру (М.В. Грулев[27]); в свою очередь, русский, перешедший в лютеранство, получал соответствующую отметку в формулярном списке. Проблема этничности или национальной принадлежности в императорской дореволюционной армии до войны 1904-1905 гг. ограничивалась списком благонадежных или неблагонадежных этнических групп. Собственно проблема учета этнической принадлежности комбатанта с целью недопущения конфликтов имела место только в инородческих милиционных формированиях Кавказской армии XIX в.{323} Главной заботой для командования Кавказского корпуса русской армии становилось правильное с этнической точки зрения назначение командира: «Попытка поставить ингушей под начальство осетина (или наоборот) означала провокацию к мятежу»{324}. В целом в императорской армии было принято считать, что евреи не могут быть хорошими солдатами: они склонны к воровству, трусости, предательству на поле боя{325}. В отношении поляков-католиков были введены жесткие ограничения по числу их пребывания в полках и соединениях{326}. Более того, официально офицер, избравший в супруги польку-католичку, лишался внеочередного производства в следующий чин{327}. В свою очередь, офицерские династии немцев-протестантов пользовались особым доверием правящей династии{328}. Необходимо заметить, что многие офицеры с немецкими, шведскими и голландскими фамилиями, находясь в России в третьем и четвертом поколениях, ощущали себя русскими и относили себя к русским. Многие представители этих династий приняли православие.

Особенность изучения этнических конфликтов в действующей армии заключается в готовности мемуаристов представлять их с учетом национальной принадлежности участников. Официально малороссы (украинцы), белорусы и великороссы считались русскими, но на практике картина была несколько иной. В письме от 23 августа 1904 г. командир 9-й роты А.Н. Лавров писал жене: «В полку В-ском стал отдельно. Многие мне не нравятся. Большинство офицеров хохлы; я их терпеть не могу. Общности нет. Новых встречают безразлично»{329}. В другом письме тот же офицер написал о своих товарищах-«хохлах» следующее: «В 3-м батальоне В-скаго полка офицеры живут вразброд, общности никакой и заметно стремление поесть, выпить и покурить на шермака»{330}. Именно национальными особенностями командного состава батальона мемуарист объяснил шокирующий отказ накормить офицера, вернувшегося из разведки. В дневнике доктора Баженова имеются свидетельства о том, что офицеры 35-го Восточно-Сибирского полка объясняли несправедливую раздачу наград и объявление благодарности офицерам этнической принадлежностью командира 1-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, который, будучи поляком-католиком, представлял к наградам прежде всего «своих»{331}.

Война может не только усиливать противоречия и переводить потенциальную возможность конфликта в его наличие, но и, наоборот, сглаживать противоречия. Так, например, произошло с немцами. В некоторых советских работах бытовало утверждение о том, что во время боевых действий 1904-1905 гг. в русской армии к генералам с немецкими фамилиями большинство участников относилось с ярко выраженной антипатией{332}. Необходимо все-таки указать на то, что такие работы появлялись в СССР во время Второй мировой войны и потому несли на себе груз негативного отношения к немцам. Если в XIX в. в русской армии к немцам действительно относились неоднозначно, то в Русско-японскую войну немцы себя зарекомендовали исключительно с лучшей стороны. Во флоте иметь в составе экипажа инженера-механика из прибалтийских немцев считалось большой удачей, начальству импонировали ответственность и педантичность, свойственные немцам. В сухопутной армии большой популярностью у раненых, по мнению доктора Е.С. Боткина, пользовались госпитали Красного Креста с персоналом из числа немцев-добровольцев: «Радостно и трогательно мне было вчера видеть, как сердечно и горячо относились в 12-м полку к уполномоченному Курляндского летучего отряда барону фон-Хану. Балтийские немцы, которых на войне здесь оказалось довольно много, вообще повсюду работают прекрасно: и курляндцы, и Евангелический госпиталь, выделивший свой летучий отряд, и профессор Мантейфель[28] со своими учениками, и врачи отряда П.В. Родзянко, тоже из балтийских провинций, наконец, Русско-Голландского отряда, — все внушают к себе самое искреннее уважение»{333}.

Кроме этнических конфликтов имели место и псевдоэтнические конфликты. Многонациональная империя, раскинувшаяся на огромной территории, создала возможность существования редкого феномена. Суть его в том, что подданные одного императора могли и не подозревать о существовании друг друга. Русский крестьянин, как правило, не выезжавший за пределы родного региона или даже уездного города, действительно не подозревал о существовании бурятов, читинцев. А.В. Любицкий в своих воспоминаниях описал один из таких случаев, закончившийся гибелью четырех и ранением семнадцати солдат: «На станцию Шахэ мы прибыли около 12 часов дня, здесь на вокзале я увидел раненых нижних чинов Нейшлотского полка, только что пришедшего сюда из России и не принимавшего поэтому участия еще ни в одном деле. Тут же лежали тела четверых убитых. Оказалось, что сегодня полк этот двигался вдоль линии железной дороги, причем один батальон шел слева от нее, а другой справа. Близ железной дороги в кустиках несколько человек читинских казаков-бурят кипятили себе чай. Их монгольская раса и желтые[29] околыши ввели в заблуждение неопытных еще нейшлотцев, и, приняв казаков за японцев, батальон, шедший слева, открыл по казакам огонь. Пули запели над батальоном, идущим справа от железной дороги. Батальон остановился и открыл в свою очередь огонь. К счастью, вскоре нашлись благоразумные люди, понявшие роковую ошибку. Один молодой офицер вызвался поехать по направлению стреляющей в них части, чтобы лично убедиться, кто там»{334}. Отметим, что на фоне волны шпиономании и японофобии представители забайкальского и читинского казачьих войск, несших службу по охране общественного порядка в крупных городах, подвергались нападениям со стороны обывателей[30].{335} Объективно этничность в привычном для нас плане не учитывалась теми, кто высылал для совместных боевых действий с русскими пехотными полками казаков-бурятов. Такое легкомыслие приводило к трагедиям, о которых упоминают и мемуаристы и публицисты.

На материале конфликтов внутри офицерского корпуса русской армии прослеживается, что в начале XX в. на фоне стремления государства идентифицировать подданных по конфессиональному признаку имел место обратный механизм. Подданные делали акцент в повседневном общении в первую очередь на этничности. Этничность оказалась конфликтогеном в отношениях, так как, по мнению многих мемуаристов, она ассоциировалась с набором каких-то стереотипов и образов, закрепленных за тем или иным этносом. Офицер, попавший в один батальон с малороссами, характеризует их как жадных и хитрых, русские офицеры своего начальника Добржинского — как коварного и несправедливого поляка-католика, и т.п.

§3.

ВЛИЯНИЕ КОНФЛИКТОВ В ОФИЦЕРСКОМ КОРПУСЕ РУССКОЙ АРМИИ НА ХОД БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ В 1904-1905 гг.

Развитие конфликта в офицерской среде и его пагубное воздействие на ход боевых действий можно детально проследить на примере истории 5-го стрелкового полка в ходе Мукденской операции. Согласно данным главного санитарно-статистического управления, эта часть потеряла убитыми 1 офицера и 3 нижних чина, ранеными — 2 офицеров и 26 нижних чинов{336}. Остальные 8 офицеров и 1211 солдат сдались в плен{337}. Кроме официальных документов по этому делу мы располагаем воспоминаниями командира части Я.К. Циховича и 11 офицеров, выступивших с обвинениями в его адрес{338}.

Непосредственно перед тем как отправиться в состав так называемого рекогносцировочного (рекогносцировка — от лат. recogosco — осматриваю, в военной терминологии означает разведку и сбор сведений. — А. Г.) отряда, полк переводился с места на место: «Частью с боем, частью выполняя тяжелые саперные работы», — указывал в своих воспоминаниях командир батальона В.А. Кременецкий{339}. 21 февраля 1905 г. полк прибыл в Мукден и был включен в рекогносцировочный отряд. Начальником отряда назначался подполковник Генерального штаба Я.К. Цихович, присланный из штаба главнокомандующего{340}. Несмотря на протесты полковника С.П. Романовского (ему поручалось комплектование отряда), Циховичу пришлось, по версии офицеров полка, оставить свою часть, сдав полк на командира батальона В.А. Кременецкого{341}. Однако подполковник Я.К. Цихович утверждал в своих воспоминаниях, что ко времени прибытия его в полк там не оказалось ни одного полковника. Действующий же командир оставил свой полк из-за плохого самочувствия{342}.