Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

качестве независимой внутрипартийной группы, дистанцируясь от правительства Ленина, хотя и не порывая с ним окончательно[2119]. Политическое напряжение между «левыми», занимавшими важные позиции (в том числе в редакции «Правды»), и большей частью партийного руководства сохранялось вплоть до июня, когда коммунисты сплотились ввиду новой серьезной угрозы со стороны так называемой «демократической контрреволюции».

Как показывает публицистическая деятельность «левых» в журнале «Коммунист», понятие гражданская война оставалось важным элементом их политической риторики, с помощью которого описывались не только внутренние, но и внешние угрозы. Показательна в этом отношении резолюция, принятая московскими левыми коммунистами в марте и содержавшая призыв к рабочим и крестьянам вести «гражданскую войну против захватчиков» — войск Центральных держав[2120].

В вышедших 4 апреля 1918 года «Тезисах о текущем моменте» московские левые коммунисты, составлявшие организационное ядро этой фракции, называли гражданской войной буквально все происходящее во внутренней и внешней политике[2121]. Так, К. Б. Радек в конце апреля писал: «Четыре месяца власть вела жестокую гражданскую войну, она покоряла… с оружием в руках буржуазных сынков… она покоряла генералитет… она покоряла украинскую мелкую буржуазию…»[2122] В этой статье, носившей программный характер, высказывались знакомые мысли об успешном ведении гражданской войны, «воспитавшей» рабочий класс.

В марте «левые» подчеркивали, что «острый период гражданской войны закончен только в смысле отсутствия объективной надобности в преобладающем применении наиболее острых физических методов революционного насилия»[2123]. Последнее замечание внешне противоречило идее о «мирной передышке». Полемизируя с ленинскими взглядами на «строительство социализма», Н. Осинский — крупный партработник, до марта руководивший ВСНХ, — отмечал невозможность одновременного «мира» с буржуазией и «мирной органической работы», «прежде всего» в контексте «натиска империализма». Однако Осинский, как и Ленин, говорил о разных «периодах», выделяя пройденный «период острой гражданской войны»[2124]. Концептуальных отличий в практиках использования идиомы гражданская война между «левыми» и их оппонентами в большевистской партии не обнаруживается; однако за пределами Москвы, особенно в отдельных регионах Украины и Урала, голоса левых коммунистов могли звучать громче и увереннее[2125].

После ратификации мирного договора некоторые оппоненты большевиков ожидали и наступления внутреннего мира. Так, в конце марта в передовой статье либерального «Нового слова» всерьез обсуждались «…сведения, что советская власть собирается предпринять некоторые шаги для заключения мира и на внутреннем фронте. Ходят слухи, что будет выпущено какое-то обращение примирительного характера ко всему русскому обществу»[2126]. Слухи эти оказались ложными, однако примечательно восприятие большевиков в качестве «власти», способной завершить внутреннюю войну.

Тема гражданской войны находила отражение и в текстах тех социалистов, которые и до подписания мира выступали против большевиков. В них порой вновь ставился вопрос о неизбежности гражданской войны среди «демократии». Так, 17 февраля публицист эсеровский «Земли и воли», издаваемой в то время в Самаре, вопрошал:

Неужели она [демократия] должна прийти к страшному выводу, что спасти революцию можно лишь путем братоубийственной гражданской войны в среде революционной демократии… Неужели полная трагических противоречий русская революция пришла еще к одной проклятой дилемме: или крушение революции или гражданская война внутри революционной демократии?

Отвечая на этот вопрос, автор призывал приложить «все усилия к тому, чтобы сократить период неизбежного отрезвления солдатских и рабочих масс от большевистского поветрия, чтобы как можно быстрее ликвидировать затянувшуюся гражданскую войну»[2127]. Как и прежде, эсеры видели политический рецепт «ликвидации» внутреннего вооруженного конфликта в передаче власти Учредительному собранию, но в этом случае не исключалась полностью и возможность гражданской войны как средства борьбы с большевиками. При этом эта борьба часто велась под лозунгами прекращения гражданской войны.

19 февраля передовая статья газеты самарских эсеров, озаглавленная «Долой гражданскую войну!», обвиняла большевиков во всевозможных актах насилия:

Да здравствует убийство, бессудные казни, расстрелы безоружных, бомбардировка мирных городов!.. Этого хотят Ленин и Троцкий. Так они понимают путь к социализму. Резня — вместо классовой борьбы. Грабеж награбленного — вместо экспроприаций и обобществления орудий производства.

Авторы статьи, «проклиная» и «гражданскую войну», и ее «начинателей», выдвигали лозунг «Долой гражданскую войну!»[2128]. Как будет показано далее, этот лозунг станет и инструментом политической мобилизации для борьбы с большевиками весной 1918 года.

Враждебные большевикам социалисты постоянно указывали на противоречия в риторике коммунистов. Автор меньшевистского «Нового луча» перечислял внутренние вооруженные конфликты: «Сперва гражданская война против Каледина. Затем гражданская война против „соглашателей“. Далее гражданская война против русского крестьянства. Наконец, гражданская война против недовольного пролетариата»[2129]. Эсер А. Р. Гоц, член военного штаба антибольшевистского Союза возрождения, опубликовал в главной газете эсеров статью, где винил большевиков в развязывании гражданской войны. «„Правда“ не скрывает от себя, как гибельно отразилась гражданская война на обороне страны», — констатировал Гоц и в публикации, вышедшей на следующий день. Автор возмущался, что печатный орган большевиков «…все еще кричит: „да здравствует гражданская война!“»[2130].

«Правда» откликнулась на обвинения Гоца. Поставив перед читателями вопрос «Почему правые эсеры так боятся гражданской войны?», редакция объяснила это нежеланием последних принять следующую политику: «углубление революции, обострение классовой борьбы в деревне между деревенской беднотой и сельской буржуазией»[2131]. В «Правде» развивались и те представления о гражданской войне, которые ранее звучали на страницах большевистской печати. Так, 17 марта передовица завершалась декларированием известных уже идеологических постулатов: «Мир вступил в эпоху войн и революций… мы живем в эру перманентной революции… не к миру, а к войне зовут съездовские резолюции — к войне до полной победы над капиталистическим хищничеством». В завершение автор процитировал «Фауста» Гёте:

Вы грезите о дне мира?

Пусть грезит, кто может.

Война является паролем.

Победа — во имя ее мы идем вперед[2132].

В этом тексте звучали «левокоммунистические», наступательные ноты; здесь можно увидеть следы политического многоязычия, свойственного в то время большевистскому руководству, в частности применительно к вопросу о «гражданской войне». Вместе с тем взгляды Ленина играли особую роль для дебатов внутри партии. В его программной статье «Очередные задачи Советской власти», ставшей результатом обсуждения в ЦК партии 26 апреля, развивалась докса о «немыслимости» социалистической революции без гражданской войны, однако на этот раз акцент был сделан на объективные последствия «гражданской войны, означающей еще большую разруху, чем война внешняя <…> означающей состояние величайшей неопределенности, неуравновешенности, хаоса»[2133]. Политически близкие Ленину лидеры большевиков могли расставлять акценты иначе.

Зиновьев двумя неделями ранее, выступая на партийной конференции Северной области, критиковал меньшевиков и эсеров, которые, по его мнению, полагали, что революция «…будет идти тихо и гладко, без сучка и задоринки, без гражданской войны»[2134].

Бухарин в брошюре, датированной маем, полемизировал с умеренными социалистами:

Эти несчастные пугают гражданской войной. Но нет революции без гражданской войны. Или они думают,