Переворот - Иван Павлович Кудинов

Грянул выстрел. Сатунин вздрогнул, выронив пистолет, и удивленно посмотрел на унтер-офицера Найденова, стоявшего шагах в пяти от него и державшего в поднятой руке наган. «Когда же он успел его достать?» — подумал Сатунин и усмехнулся, но это скорее не усмешка была, а гримаса, исказившая и без того некрасивое, почти безобразное его лицо. — Сволочи… — прохрипел атаман и повалился навзничь, стукнувшись головой о камень.

Снизу все так же тянуло холодом, а небо над горами вдруг стало тускнеть…

Найденов поднес дуло нагана к губам и зачем-то подул в него:

— Так-то вот, Дмитрий Владимирович… Отъездились! — И резко повернулся, окинул взглядом стоявших неподвижно и как бы онемевших людей. — Можете и меня хлопнуть. Если у кого рука подымется. — Никто не двинулся с места. — Дорога у нас теперь у всех одна, — добавил Найденов. — Выбора нет. Так что и время терять не стоит. Что скажете?

Никто не ответил.

Найденов подождал еще немного и воспринял это молчание — как согласие.

— Ну что ж, — вздохнул облегченно, — тогда пойдемте. Даст бог, до Уймона сегодня доберемся. А там видно будет…

— Похоронить бы атамана, — предложил кто-то осторожно.

— Пусть его звери хоронят! — сказал Найденов и посмотрел на Сатунина, лежавшего боком к обрыву; глаза атамана неподвижно, остекленело глядели в небо, из полуоткрытого и чуть покривившегося рта сочилась и стекала на подбородок струйка крови… Найденов носком сапога коснулся его плеча, уже слегка задеревеневшего, брезгливо поморщился и вдруг резким, коротким и сильным движением толкнул его, перенося ногу с носка на пятку, потом еще и еще сильнее — тело атамана податливо сдвинулось, тыквообразная голова мотнулась над пропастью и, как бы перетянув, повлекла за собою бренные останки того, кто совсем еще недавно был в силе и наводил страх на других…

Земля, каменное крошево, сухие листья зашуршали, посыпавшись вниз.

— Звери его похоронят, — повторил Найденов и, медленно повернувшись, пошел но дороге, на перевал, не оглядываясь и не интересуясь — идут за ним остальные или не идут.

Эпилог

1

Морозы в ту зиму держались по всей Сибири люто-ярые. Малые реки и ручьи промерзли до дна. Воздух дымился, потрескивал, словно поблизости рвали холсты… Окостенелые деревья стояли в куржаке. И дым над трубой паровоза, катившего сквозь белый морозный туман, не рассеивался, а повисал в воздухе тугими неподвижными клубами.

Паровоз, мелькая красными колесами, тащил за собой около десятка вагонов, в одном из которых и совершал свой последний вояж верховный правитель…

Поезд шел на Восток.

И адмирал время от времени поглядывал в промерзлое окно, за которым проносились белые равнины, леса и редкие селения, казавшиеся пустыми, затаившимися и враждебными. «Когда же кончится эта стужа?» — тоскливо думал адмирал. Хотелось быстрее проехать эти места. Хотелось верить, что не все еще потеряно, и поезд, в котором выехал он спешно (вернее сказать — бежал) из Омска, через неделю-другую благополучно прибудет во Владивосток. Там адмирал сможет перевести дух, спокойно обдумать дальнейшие свои действия, соберет новые силы и… Впрочем, за ним и сейчас еще стояли, как ему казалось, немалые силы.

Восемь эшелонов сопровождали верховного правителя. Больше тысячи солдат конвоя.

Генералы Каппель и Войцеховский лично контролировали беспрепятственность и безопасность продвижения. Под особым контролем находился эшелон с золотым запасом — около тридцати тысяч пудов, которые, как думал адмирал, могут еще послужить ему и России… Могут! Если в целости и сохранности будут доставлены на Восток.

А там… там все повернется по-другому! Главное, добраться до Читы, где армия Семенова прочно удерживает Забайкалье. И японцы держат в своих руках железную дорогу. Эшелоны под их флагом пройдут до Читы беспрепятственно, — строил иллюзии адмирал. И позади, за спиной, осталось прикрытие — можно быть спокойным. 1-я Сибирская армия генерала Пепеляева все еще находится в Томске. Надо телеграфировать ему о том, что брат его, Виктор Николаевич Пепеляев, назначен (вместо Вологодского) премьер-министром России… Колчак не знал тогда, что за спиной у него уже нет никакого прикрытия. И что генерал Пепеляев, на которого возлагал он свои надежды, еще накануне пытался войти в контакт и вести переговоры с томскими большевиками. Это был странный до экстравагантности и необъяснимый шаг двадцативосьмилетнего колчаковского генерала. Свое предложение он передал через одного из членов городской земской управы, а тот — слово в слово редактору земской газеты Розенбергу, квартира которого давно уже стала явкой для томских большевиков. Розенберг и рассказал об этом председателю подпольного Военно-революционного комитета Янсону, бывшему (до белочешского мятежа) председателем Иркутского губисполкома.

Решено было созвать экстренное заседание. Собрались на этот раз — по тактическим соображениям — не у Розенберга на квартире, а в доме известного томского врача Николая Глебовича Корчуганова.

— Генерал Пепеляев обратился к нам с предложением, — сообщил Янсон. — Суть его такая: Пепеляев обещает немедленно арестовать Колчака и передать его вместе с золотым запасом в руки большевиков, если большевики дадут гарантию сохранить автономию Сибири…

— И все? — спросил кто-то с усмешкой. — А зачем генералу Пепеляеву автономия? Он же утверждал всегда, что далек от политики.

— Теперь приблизился, как видите. Колчак ведь тоже объявлял публично о своей «внепартийности».

— Обычный ход политических авантюристов.

— Этот «обычный ход» обошелся России слишком дорого, — сказал Янсон. — Сколько крови пролито по вине колчаков и пепеляевых! Но предложение есть предложение, и мы обязаны его обсудить.

— А что обсуждать! Сибирь должна быть советской, а не автономной. Другого ответа генералу быть не может. — заявили члены комитета. — А если Пепеляев хочет оправдаться перед Советской властью, пусть ударит по войскам адмирала с тыла и ускорит тем самым ликвидацию колчаковщины…

— Хорошо, — согласился Янсон. — Так и ответим. А теперь главное: подготовка к всесибирскому восстанию. Нужно связаться с подпольными комитетами других городов. Красная Армия уже освободила Омск, с боями продвигается к Томску, и мы должны ей помочь решительно. Придется поработать и в армии Пепеляева, пока она еще здесь. Надо, чтобы она и осталась здесь, — добавил твердо, — на стороне революционных рабочих… и повернула оружие против врагов Советской власти.

Так и случилось потом, спустя три недели.

Между тем поезд Колчака прибыл в Красноярск. И здесь произошло событие, весьма неприятное для адмирала. Из восьми эшелонов, сопровождавших его из Омска, по настоянию чешского генерала Сыровы, оставили только три.

Возмущенный Каппель бросился за разъяснениями к главнокомандующему союзных армий Жанену. Тот, выслушав, буркнул:

— Хватит и трех.

Больше того, отобрали поезд и у самого Каппеля. Владимир Оскарович сгоряча вызвал толстяка и флегматика Сыровы на дуэль — и смех, и грех! Но Жанен сказал, что дуэли