Русские не сдаются. Жизнь за Россию - Николай Викторович Стариков

В 1894 году наш герой, 17-летний Алексей Игнатьев, по семейной традиции поступил в Пажеский корпус — самое привилегированное военное учебное заведение России. После окончания корпуса был произведен в офицеры и оказался в том самом кавалергардском полку. Его непосредственным начальником был… барон Маннергейм, будущий душитель революции в Финляндии, большой друг Гитлера и один из ответственных за злодейскую блокаду Ленинграда. Но в тот момент швед по национальности Карл Густав фон Маннергейм был русским офицером и безжалостно муштровал новобранцев. Чтобы понять, насколько элитным был этот гвардейский полк и насколько сословным было общество Российской империи, приведем еще одну цитату из книги нашего героя: «Офицерские жены составляли как бы часть полка, и потому в их среду не могли допускаться не только еврейки, но даже дамы, происходящие из самых богатых и культурных русских, однако не дворянских семейств. Моему товарищу, князю Урусову, женившемуся на дочери купца Харитоненко, пришлось уйти из полка; ему запретили явиться на свадьбу в кавалергардском мундире»[40].

Но происхождение имеет значение, и молодой граф Игнатьев даже оказался в охране царской кареты при коронации Николая II, будучи лично представленным императору. После чего прошел обучение в Академии Генерального штаба, которое закончилось в 1902 году. После начала Русско-японской войны 1904–1905 годов он отправляется защищать Родину[41]. Он направлен в Порт-Артур старшим адъютантом одной из стрелковых бригад, а вскоре попадает в штаб командующего маньчжурской армией, где его назначают в разведывательное управление. Так началась карьера Игнатьева как разведчика. Что тоже вполне соответствовало семейной традиции.

За Русско-японскую войну он получил и свою первую награду. Но только он ее не носил. Это была медаль, которая «представляла собой плохую копию медали за Отечественную войну, бронзовую вместо серебряной». С ней связана курьезная история. Существует легенда, что когда строили железную дорогу из Петербурга в Москву, то на ней появился странный участок, когда она шла не по прямой, а огибала некую окружность. Легенда гласит, что, когда Николай I провел по линейке линию будущего полотна, перо чуть отклонилось в сторону, огибая императорский палец. С монархом спорить никто не стал, как и не стал уточнять, зачем необходимо так «огибать». И построили именно так. Точно такая история, только гарантированно реальная, произошла при строительстве фасада гостиницы «Москва», что стоит перед входом на Красную площадь. Архитектор принес Сталину два проекта фасада, и Иосиф Виссарионович подписал его так, что автограф оказался на обеих вариантах. Так гостиницу и построили, со странным, разным фасадом справа и слева[42].

Вот и на медали, которой награждали за японскую войну, на обратной стороне было написано: «Да вознесет вас Господь в свое время».

«В какое время? Когда? — попробовал я спросить своих коллег по генеральному штабу.

— Ну что ты ко всему придираешься? — отвечали мне одни.

Другие, более осведомленные, советовали помалкивать, рассказав “по секрету”, до чего могут довести услужливые не по разуму канцеляристы. Мир с японцами еще не был заключен, а главный штаб уже составил доклад на высочайшее имя о необходимости создать для участников маньчжурской войны особую медаль. Царь, видимо, колебался и против предложенной надписи “Да вознесет вас Господь” написал карандашом на полях бумаги: “В свое время доложить”»[43]. В итоге спрашивать и уточнять не стали, а выпустили медаль, добавив царскую «правку» к тексту. Опустив неудобное слово. Самое же сильное воспоминание об этой войне у Алексея Алексеевича было такое: русский солдат с двумя вздетыми на штык караваями, решивший отправиться по шпалам к себе домой, в Тамбовскую губернию. Этот символ разложения армии граф запомнит на всю жизнь.

По окончании войны с Японией молодой граф Игнатьев отправлен в свою первую зарубежную командировку во Францию. Именно в этот момент происходит страшная семейная трагедия. «Конец 1906 года — самые тяжелые и мрачные дни в моей личной жизни, одна из самых темных годин истории моей родины»[44], — пишет Игнатьев в своей книге.

В 1896 году граф Игнатьев-старший был назначен императором Николаем II на пост члена Государственного совета. Через 10 лет после своего назначения в Госсовет, 9 декабря 1906 года, Игнатьев-старший был застрелен террористом-эсером в Твери в перерыве губернского земского собрания[45]. Об убийстве отца Игнатьева извещает сам Петр Аркадьевич Столыпин: прямо из Парижа премьер вызывает Игнатьева-младшего в Петербург. «Я был взволнован до боли, но взял себя в руки и, насколько мог спокойно, вошел в роскошный кабинет председателя Совета министров. Меня встретил высокий представительный брюнет с жиденькой бородкой, с глубоко впавшими в орбиты темными глазами. Несмотря на будний день и деловую обстановку, Столыпин был одет нарядно — в длинный сюртук с шелковыми отворотами. Встреча окончилась быстро. После осторожного сообщения об убийстве отца ему оставалось только в знак сочувствия подать мне свою сухую нервную руку. Мне тоже нечего было ему сказать»[46].

При этом обстоятельства этого убийства были столь подозрительны, что граф Игнатьев в своей книге если не прямо обвиняет в гибели отца власть, то выражает свою уверенность в ее причастности к этому террористическому акту. И эта уверенность в том, что отца не просто убил террорист, скажется потом и на его отношении к событиям 1917 года.

«Точно так же лишь после смерти отца я узнал от Григория Дмитриевича, что околоточный, его свояк, стоявший у черного хода дворянского собрания, был неожиданно и против воли снят с поста за час до совершения убийства; местная полиция сослалась на приказ свыше. В помещение собрания никто из людей, на которых Григорий Дмитриевич возлагал охрану отца, впущен не был — и тоже якобы по указанию, полученному из Петербурга. В пять часов, в перерыв собрания, отец пил чай в небольшом буфете, в кругу гласных. Убийца, поднявшись беспрепятственно по черной лестнице, никем не охранявшейся, зашел за прилавок буфета и выпустил в отца пять отравленных пуль в упор, после чего бросился бежать через соседнюю с буфетом бильярдную, но был схвачен… Сопоставляя все обстоятельства, сопровождавшие убийство отца, я еще тогда пришел к твердому убеждению, разделявшемуся и моей матерью, что убийство если не было организовано охранкой, то, во всяком случае, произошло с ее ведома»[47].

С 1908 года Алексей Алексеевич Игнатьев вновь направляется за границу в качестве военного атташе: сначала в Данию, потом Швецию и Норвегию. В его задачу входит сбор информации о Германии, которую власти Российской империи рассматривали в качестве вероятного противника в будущей войне. Хотя сам он в своих мемуарах и не пишет о своей разведывательной деятельности, но, учитывая хронологию, прошлые и будущие