Сестры из Сен-Круа - Костелоу Дайни

Том удивленно взглянул на нее.

— Что значит — всегда? Вы же его совсем не знаете.

— Еще как знаю, — засмеялась Молли. — Сколько себя помню, столько и его. Он же мой кузен. Мы с ним из одной деревни, из Чарлтон Амброуз. Его мать мне родной тетушкой приходится. У них тоже ферма в долине, только далековато от нашей. Я их с Тони всю жизнь знаю. — И она добавила: — Вы ведь тоже знаете Тони, его брата?

Том кивнул:

— Да, мы все трое из одной части. Первый батальон Белширского полка. И на фронт вместе уходили.

— Да? Так вы из Белкастера?

— Нет, из Лондона — там и родился, и вырос. Мы с Гарри работали в доках в Белмуте, а когда вместе записались в полк, нас сразу и в один взвод определили. Вместе проходили подготовку и все такое, ну, и сдружились крепко, значит. С тех пор все время вместе.

— Ну так я, как только разузнаю о нем что-нибудь, сразу вам скажу. Как вы себя чувствуете?

Том Картер пожал плечами:

— Ничего. Та монашка, у которой шапка поменьше… — он кивком головы указал на сестру Мари-Поль, — она сказала, что я скоро выйду отсюда.

Молли улыбнулась такому описанию сестры Мари-Поль.

— Что ж, она, наверное, права… если, конечно, окажется, что заражения нет, и рана начнет заживать. Так или иначе, в постели вы не залежитесь.

— А можно мне будет зайти повидать Гарри в той палате, куда его переведут, мисс? — спросил Том. — Мне бы только знать, что он поправится.

— Наверное, можно. То есть мне так кажется, — с некоторым сомнением в голосе проговорила Молли. — Но это не я решаю. Я спрошу сестру Элоизу, если хотите… она здесь главная. Только до завтра уже вряд ли получится.

— Спросите, пожалуйста, мисс.

Вид у него был усталый и встревоженный, лицо все еще серое от усталости и от боли в раненой руке. С этим серым лицом на фоне белой подушки он казался гораздо старше своих двадцати с небольшим и в то же время совсем беспомощным, словно больной ребенок в постели. В порыве чувств Молли протянула к нему руку и сказала:

— Обещаю, что спрошу, только уж вы мне тоже пообещайте, что постараетесь сейчас немного поспать. Вот приду в следующий раз дежурить и скажу, что она ответила. А теперь вы ведь будете молодцом и постараетесь отдохнуть хорошенько, да?

Он выдавил из себя усталую улыбку и послушно сказал:

— Да, мисс, постараюсь.

— Меня зовут Молли, — мягко сказала Молли. — Моя смена уже кончается. Вы ведь Том, да? — Он кивнул. — Так значит, Том, я приду к вам, как только буду снова дежурить в палате, и тогда расскажу вам все новости о Гарри.

Том снова кивнул и закрыл глаза. Молли успела увидеть, как лицо у него обмякло, и он мгновенно заснул.

После смены Молли зашла в третью палату, думая найти там Гарри Кука. Он и в самом деле был там — его только что принесли из операционной. Сестра Мари-Жанна не очень-то обрадовалась приходу Молли, но когда наконец поняла, что Гарри — ее друг и односельчанин, нехотя подпустила ее к его постели.

Гарри лежал неподвижно, лицо у него было цвета оконной замазки, простыня натянута до подбородка, а руки лежали без движения поверх одеяла. Если бы одеяло не вздымалось едва заметно в такт его дыханию, Молли решила бы, что он уже умер. Очертания маленькой фигуры под одеялом были неправильными, с провалом на месте отрезанной левой ноги, и Молли безошибочно почувствовала, что смерть уже нависла над этим бренным телом.

Она ласково тронула его правую руку. Рука была холодная, и Молли машинально, не задумываясь, убрала ее тихонько под одеяло, а затем точно так же и левую. Наблюдавшая за ней сестра Мари-Жанна ничего не сказала, только про себя отметила, как ласково Молли обращается с этим раненым.

— Старый друг? — спросила она.

Не вполне уверенная, что правильно поняла вопрос, Молли ответила на ломаном французском:

— Семья. Когда мы были дети. С четыре года друзья.

Сестра Мари-Жанна кивнула и, протянув к Молли руку, мягко сказала:

— Если только он не очень сильный и если Бог не поможет ему, то он не выживет. Молитесь за него, дитя мое.

Молли кивнула.

— Можно я посижу с ним немножко? — спросила она, а затем повторила свою просьбу по-французски, стараясь выговаривать слова как можно четче.

Сестра Мари-Жанна устало улыбнулась.

— Пододвиньте стул поближе к его кровати, — сказала она, — только долго не засиживайтесь. Вам самой нужен отдых.

Молли нашла деревянный стул и поставила у самой кровати, чтобы можно было дотронуться до Гарри, если он вдруг очнется. Но он лежал с закрытыми глазами, дыхание его было коротким и неглубоким, и Молли просто смотрела на него, положив руки на гладкое одеяло и мысленно уговаривая Гарри цепляться за жизнь, бороться изо всех сил.

Когда она наконец поднялась наверх, устало волоча ноги, то увидела, что Сара уже в постели. Молли хотела войти в комнату бесшумно, но лампа еще горела, Сара приподнялась на локте и спросила:

— Молли, где ты была? Уже очень поздно.

Молли рухнула на кровать и тихо сказала:

— Гарри Кука привезли в нашу палату сегодня днем. Ему пришлось отрезать ногу.

— Гарри Кука? — На мгновение Сара недоумевающе смолкла. — Гарри Кука… Это не тот Гарри Кук, с фермы Хай-Мидоу?

— Он самый. Мой кузен. Я-то у родителей одна, вот и играла с ним, когда мы ребятишками были, — с ним и с его братом Тони.

— Ох, Молли, какая жалость! Как это ужасно для тебя. Я его помню. У него еще волосы были рыжие.

Молли начала медленно раздеваться.

— Нет, рыжий — это Тони, старший. У Гарри волосы какого-то мышиного цвета. Он в третьей палате. Я сидела с ним.

— Он очень плох? — мягко спросила Сара.

С минуту Молли молчала. Привычно сложила блузку и юбку на стуле, отбросила грязный передник в сторону, приготовила себе чистый на утро и только тогда, забираясь в кровать, ответила:

— Сестра Мари-Жанна сказала, чтобы я молилась за него. Лучше бы ты помолилась, Сара, а то я не очень-то умею.

— Конечно, помолюсь, — сказала Сара. — Как ты думаешь, он поправится?

Молли шмыгнула носом и сказала просто:

— Он в третьей палате, Сара. Что ж тут думать? Разве что чудо…

— Тогда я буду за него молиться, — ответила Сара и закрыла глаза.

Когда она открыла их снова, Молли сидела в постели и что-то строчила в своем дневнике.

— Ты бы поспала немного, Молли, — мягко сказала Сара. — Завтра будешь писать свой дневник.

— Надо записать все сразу, — ответила Молли, не выпуская из пальцев карандаш, быстро бегущий по странице, — все, что думаю, пока не забыла. Я стараюсь записывать все, что чувствую. Завтра оно уже смажется, и останется только тень.

На следующее утро Молли поговорила с сестрой Элоизой о желании Тома навестить своего товарища в третьей палате.

— Это его друг… l’ami de ce soldat[11], — объяснила она. — У него тяжелая рана… tres blesse, ma soeur[12]. Он хочет его навестить… dans la salle trois[13].

Сестра Элоиза все поняла, но ей не очень-то хотелось разрешать еще не окрепшему пациенту навещать друга в другой палате, даже если этот друг, по всей вероятности, при смерти. Она велела Молли возвращаться к работе и сказала, что еще поговорит об этом с сестрой Мари-Жанной.

Как только палата ожила, Молли стала обходить все кровати по очереди, чтобы измерить всем температуру. Когда она подошла к Тому Картеру, тот все еще лежал неподвижно с закрытыми глазами, но что-то подсказывало ей, что он не спит, и она тихо проговорила:

— Том… Вы не спите, Том?

При звуке ее голоса его глаза распахнулись, и он попытался сесть. Она мягко уложила его обратно.

— Пришла измерить вам температуру, — сказала она, кладя термометр ему под язык. — Я была у Гарри. К сожалению, ему отрезали ногу, но мы же знали, что так будет, правда? Вчера он был очень слаб, и сестра, которая заведует его палатой, сестра Мари-Жанна, сказала, что сон для него сейчас лучшее лекарство. Я спрашивала сестру Элоизу, можно ли вам навестить его сегодня, и она сказала, что поговорит сестрой Мари-Жанной. Думаю, это будет зависеть от того, как вы себя чувствуете. Ей ведь тоже не хочется, чтобы вы переутомлялись. Она пока еще боится, как бы у вас не началось заражение. Трудно от этого уберечься, когда вокруг столько гнойных ран.