Дейзи Фэй и чудеса - Флэгг Фэнни

Осталось у меня всего два доллара, поскольку за взвешивание Майкла и Вернона пришлось платить мне. Там был павильон, где нужно попасть деревянным кольцом на палку с прикрепленным призом, но ни один из призов меня не вдохновил. В основном там были пачки с сигаретами, а миссис Андервуд не курит. Потом я увидела, что хочу. Все, что надо, – это попасть центовой монеткой в пепельницу, и выиграешь золотую рыбку в маленьком круглом аквариуме. Я разменяла у хозяина аттракциона два доллара по центам.

Знаете, как трудно попасть монетой в простую пепельницу? Они из нее выскакивают. После того как я потратила монет на сумму 1 доллар 68 центов, мой десятицентовик перескочил из одной пепельницы в другую. Ура! Я выбрала самую большую, самую золотую рыбку из всех. Миссис Андервуд будет от нее без ума. Вот только аквариум они не дают, представляете?

Дядька вылил мою рыбку в маленькую пластиковую коробочку с проволочной ручкой и вручил мне. Я говорю:

– Разве аквариум не прилагается?

– Нет.

– Почему? Что толку в рыбке без аквариума?

Он сказал мерзейшим тоном:

– Дорогуша, читайте, тут сказано: выиграйте золотую рыбку. Разве тут что-то говорится об аквариуме?

– Тогда зачем вы выставляете их в аквариумах и врете людям, что они получат рыбку с аквариумом?

– Тебе, короче, рыба нужна или нет? Я взяла.

За этим ярмарочным народом глаз да глаз. Когда мы повернулись, чтобы уйти, Вернон Мусбургер показал ему палец. У меня оставалось тридцать два цента, и мы решили прокатиться на карусели. Я выбрала себе красивую белую лошадку с красным седлом. Майкл приглядел черную с золотым седлом, а Вернон коричневую. Когда карусель остановилась, я помчалась скорей занимать наших лошадей, чтобы на них никто не сел.

Нам с Майклом достались наши лошадки, а Вернон свою упустил, пришлось ему кататься на маленькой белой, с другой стороны карусели. Было здорово, моя лошадь взмывала высоко, намного выше, чем лошадь Майкла. Малышня все время махала своим родителям, а некоторые родители стояли рядом с лошадью и придерживали своих чад, чтобы не свалились. Мы проехали кругов пятнадцать, а когда я взглянула вниз, угадайте, кто стоял в толпе. Клод Пистал! У меня чуть инфаркт не случился. Мы проехали еще круг – он стоит, не уходит, смотрит прямо на меня.

Да он пришел меня убить! У меня волосы на голове дыбом встали. Я спрыгнула с лошади и побежала. Миновала две скамейки, где сидели родители с детьми, и ринулась на другой конец ярмарки. Обернулась – идет прямо по пятам. Я толкнула человек десять, пока не оказалась за воротами ярмарки, и припустила на автостоянку. Чуть с ума не сошла, пытаясь найти машину миссис Дот. Сердце просто выскакивало.

Отыскала машину, а она оказалась запертой, и кто-то идет за мной следом. Я побежала к машине на самом конце стоянки, грузовик пикап, он тоже был заперт. С одной стороны – автостоянка, с другой – чистое поле, и я знала, что если побегу на это поле, Клоду Писталу предоставится прекрасная возможность меня пристрелить. Оставался один выход – забраться в кузов пикапа и спрятаться под мешками с картошкой. Я слышала, как кто-то открывает двери машин, хлопает ими и подходит все ближе и ближе. Скоро я уже ничего не слышала, кроме стука собственного сердца, а оно бумкало, как большой барабан. Вдруг кто-то обошел мой грузовик. Я восславила Деву Марию! Этот кто-то влез в кабину, и машина выехала со стоянки на шоссе. Единственное, о чем я могла думать: «Спасибо тебе, пресвятая Дева Мария!» – хотя я даже не католичка. Потом меня осенило – а что, если это грузовик Клода Пистала! Когда мы остановились на светофоре, я заглянула в заднее окошко. За рулем сидел какой-то старик, а рядом спал мальчонка. Я заколотила в стекло и заорала:

– Выпустите меня!

Проснувшийся мальчишка перепугался до полусмерти.

Старик съехал на обочину и спросил, что я там делаю. Вряд ли он поверил, что я прячусь от убийцы, но, поскольку живут они рядом с Магнолия-Спрингз, он согласился высадить меня, когда доберемся до города. Спросил, не хочу ли я сесть рядом с ним на переднее сиденье. Я, конечно, хотела. От этих мешков с картошкой пахло не лучше, чем в хлеву.

Когда он меня высадил, я побежала – и бежала всю дорогу до ночного клуба «Элита». И колотила в дверь, пока мне не открыла Пичи Уигам в ночной рубашке.

– Господи, милая, мы же по понедельникам ночью закрыты, – сказала Пичи, но я уже ворвалась в дом. Она спросила: – Детка, что стряслось? Ты бледная как привидение.

Я стала тараторить со скоростью пулемета, без всякого смысла – как в колонке миссис Дот. Я знала, что хочу сказать, но ничего толкового не получалось. Пичи заставила меня глотнуть виски, чтобы успокоить. После чего я попросила позвонить папе и в ФБР, потому что Клод Пистал здесь и собирается меня убить. Через двадцать минут приехали папа с Джимми Сноу.

Я рассказала, что Клод Пистал не в Южной Америке, а прямо здесь, в Харвине, он меня преследовал и почти поймал. Выслушав, папа вышел в соседнюю комнату побеседовать с Пичи. Она отперла кладовку и принесла два бумажных пакета с неизвестным содержимым. Один пакет дала папе, другой Джимми. Папа подошел ко мне и сказал:

– Я хочу, чтобы ты осталась здесь, с Пичи, и ни о чем не волнуйся.

И только когда они ушли, я поняла, что потеряла шляпу с вышитым именем, но рыбка осталась при мне.

Пичи вынесла из кладовки большое ружье, поставила посередине комнаты стул и уселась на него. К этому времени я так устала, что едва держала глаза открытыми. Она велела мне идти в ее комнату и ложиться спать, все будет в порядке, она позаботится о моей золотой рыбке. В комнате было темно, и на кровати лежал человек! Я понадеялась, что это не дружок Пичи, миссис Дот говорила же, что цветного мужчину трогать нельзя, но мне было уже все равно. Я улеглась рядом со спящим человеком и уснула.

На следующее утро я открыла глаза и не сразу поняла, где нахожусь. Потом повернулась и уперлась взглядом прямо в лицо УЛЫ СУР, АЛЬБИНОСКИ! Я стала звать Пичи, очень громко. Пичи примчалась с ружьем и спросила:

– Что случилось?

– У тебя в доме альбиноска, – сообщила я.

Тогда Пичи захохотала, потому что Ула Сур сидела на кровати с таким же ошалелым лицом, как у меня. Пичи сказала:

– Милая, ты ошиблась кроватью.

Я говорю:

– Ты не сказала, в какую мне ложиться. Я не знала, что у тебя две кровати.

Она представила нас друг другу. Это ее, Улы Сур, шаги я слышала в соседней комнате, когда приходила забирать Джимми Сноу. Я извинилась, что напугала ее, но очень рада познакомиться, давно об этом мечтала. Она оказалась очень милой и не совсем белой. У нее на лице было два больших коричневых пятна, как у того кокер-спаниеля на ярмарке, совсем не страшных.

Мы встали, и Ула приготовила кофе. Я спросила Улу, почему она никогда не выходит на улицу. Она объяснила, что над ней с детства смеются из-за того, что она альбиноска, и ей это надоело. И знаете, что я еще выяснила? По ночам она работает у Пичи в качестве сотрудницы похоронного бюро и служанки. Представляете, у цветной есть служанка. Пичи сказала, что Ула – лучшая помощница в бюро из всех, кого она нанимала. Могу поспорить, что это Ула раздобыла мне личинок. Мы запустили музыкальный автомат в ожидании папы и любовались золотой рыбкой, которую Пичи пересадила в банку из-под соленых свиных ножек.

Около половины десятого за мной приехал папа. Я представила ему «Улу Сур, знаменитую альбиноску и сотрудницу похоронного бюро», а он поблагодарил их за то, что позаботились о его дочурке. Он вернул Пичи два бумажных пакета, и она отнесла их в кладовку. Я спросила папу, что в тех пакетах, а он ответил:

– Неважно. Не бери в голову, поехали домой.

Я взяла свою рыбку и спросила Улу, нельзя ли когда-нибудь еще заехать с ней повидаться. Она сказала, что можно.

В машине я спросила папу, когда мне нужно ехать давать показания против Клода Пистала, а он говорит:

– Ты не поедешь.

– Не поеду?