Сиротка. Слезы счастья - Дюпюи Мари-Бернадетт

– Добрый день, мадам! – сказала Киона, подходя к низкорослой женщине с кожей воскового цвета. Одета она была в широкую белую кофту, юбку и сероватую шапочку.

Киона сложила ладони вместе и слегка поклонилась.

– Откуда вам известна эта наша манера приветствовать друг друга? – удивилась Ли Мэй Фан, произнося французские слова не очень уверенно.

– Я прочла о ней в какой-то книге, мадам, – соврала Киона. – Чем я могу вам помочь?

– Для этого надо работать и быть серьезной, мадемуазель. Нужно помыть десять ящиков овощей и затем порезать эти овощи на кусочки.

– Киона. Меня зовут Киона.

Как только Делсен познакомил ее с этой китайской семейной четой, перед мысленным взором Кионы стали появляться виды огромной страны, богатой древними памятниками и необычной архитектурой. Люди в этой стране были облачены в одежду из разноцветного атласа и, когда встречались друг с другом, вели себя очень вежливо. Что касается мужа этой китаянки – повара по имени Чен Фан, – то он предстал перед мысленным взором Кионы в виде солдата, которого пытал другой солдат, одетый в совершенно иную форму, – похоже, японец. Все это, по-видимому, происходило во время Второй мировой войны, когда между Китаем и Японией велись ожесточенные боевые действия.

Весь остаток утра Киона трудилась в поте лица, выполняя самую разнообразную работу. Ей еще никогда не доводилось чистить и резать тонкими ломтиками так много моркови, репы, лука-порея и вдыхать запах неизвестных ей пряностей. Когда подошло время обеденного перерыва, было приготовлено три полных котла риса с легким приятным запахом.

Стали приходить рабочие. Каждый из них держал в руках что-то вроде алюминиевого солдатского котелка, в который следовало положить кусок вареной рыбы, овощи и рис. Делсен одним из первых пришел получить свою порцию. Киона хотела положить ему ее лично, однако Ли Мэй опередила ее и затем еще и упрекнула в том, что девушка уж слишком медлительна.

– Побыстрее, побыстрее! – протараторила она своим гнусавым голосом.

Делсен, усмехнувшись, подмигнул Кионе и исчез среди других рабочих, которые громко разговаривали на английском и французском, смеялись, толкались локтями, протискивались между столами, расставленными в этой большой палатке.

– Это твой муж? – поинтересовалась китаянка подозрительно.

– Да, – беззаботно ответила Киона. – Мы об этом вам сказали еще в поезде. Как только получим первую зарплату, Делсен купит нам обручальные кольца.

– Но ты же еще слишком юная!

– Моя старшая сестра вышла замуж в таком же возрасте, как и я. Я прошу вас не говорить больше со мной на эту тему, мадам Фан. Вам следует мне доверять.

Китаянка слегка поклонилась и отошла в сторону, бормоча что-то себе под нос на своем родном языке. Киона вздохнула. Она заглянула в мысли Ли Мэй и выяснила, что думает китаянка по поводу этого предполагаемого брака. Китаянка сомневалась в правдивости ее, Кионы, утверждений, причем была абсолютно права.

Когда обед закончился, Чен Фан подал ей тарелку с рисом и небольшим куском рыбы. Киона, уже успевшая проголодаться, съела эту еду с удовольствием. Китаец наблюдал за тем, как она ест, с загадочной улыбкой на своих тонких губах. Затем он подал ей два золотистых пирожка, поблескивающих от жира. По-французски он разговаривал плохо, но, по крайней мере, попытался что-то сказать:

– Внутри мармелад, ананас… Хороший фрукт…

– Ананас! Я никогда его не пробовала. Спасибо, месье Фан, спасибо.

Киона слегка поклонилась ему по-восточному, а затем одарила его одной из своих восхитительных улыбок. Китаец вздрогнул, почувствовав, что на душе у него вдруг стало удивительно легко. Он тоже поклонился, и в его узких глазах появилось выражение глубокого почтения.

Киона до самого вечера старательно помогала китайской чете. Она мыла и расставляла посуду, вытирала столы, очищала и измельчала следующую партию овощей. Когда пришло время ужина, Ли Мэй отпустила ее, протянув ей корзинку, прикрытую тряпкой.

– Иди отдыхать. Я положила две порции – для тебя и для твоего мужа. Я жду тебя завтра утром в семь часов. В термосе – зеленый чай.

Киона пошла к своей маленькой палатке спокойным шагом. Она сильно устала, а руки ее покраснели оттого, что она перемыла гору посуды и очистила превеликое множество овощей.

– Делсен! – позвала она, поставив корзинку на землю возле палатки.

Со стороны озера донесся какой-то шум. Киона, присмотревшись, разглядела над поверхностью воды чью-то голову. Затем там стали появляться руки, от движения которых по воде расходились концентрические круги, освещаемые лучами заходящего солнца.

Делсен плавал в озере. Киона поспешно стащила с себя всю свою одежду и бросилась в воду. Делсен успел заметить, как она бежит по берегу – абсолютно голая, с развевающимися на ветру волосами. Он тут же поплыл к ней: в нем снова проснулись его мужские желания. Однако когда Киона посмотрела на него своими большими янтарными глазами, поблескивавшими в пурпурном свете солнца, он решил к ней не прикасаться. Делсен сейчас впервые в полной мере почувствовал, какая эта девушка необыкновенная, почувствовал силу ее души и ее абсолютную чистоту. У него возникло смутное понимание того, что ему следует либо поклоняться этому неприкасаемому идолу, либо сломать его, чтобы не подчиниться ему полностью.

Роберваль, тот же вечер

Опершись локтями о подоконник, Эрмин смотрела тусклым взглядом на озеро Сен-Жан, по поверхности которого бежали золотисто-розовые волны. Она сегодня долго плакала. Отсутствие Кионы, Мари-Нутты и Тошана было для нее невыносимым. Вся остальная семья собралась на первом этаже в ожидании ужина, который обещал быть скучным, мрачным и молчаливым. Во время этого ужина не будет слышно смеха Констана и Катери, которых Мадлен уже уложила спать.

– Сестра моя, моя дорогая сестренка, ну почему ты поступила так, почему ты нас бросила, почему ты нас предала? – прошептала Эрмин, чувствуя, как у нее сжимается сердце. – Киона, без тебя мне все здесь кажется пустым.

Она смахнула последнюю слезу, сопровождая взглядом летящую чайку. Эта птица летала кругами, почти не маша при этом своими грациозными крыльями.

– Мы были бы здесь такими счастливыми все вместе! – сказала Эрмин тихо.

Почувствовав досаду, она повернулась спиной к великолепному пейзажу, который вскоре уже погрузится в ночную темноту, взяла усталым жестом носовой платок и вытерла им свои покрасневшие веки. В полумраке, возникшем от прикосновения материи к глазам, она вдруг различила силуэт, от которого исходил свет, а затем прорисовалось лицо – красивое и улыбающееся лицо Кионы.

«Прошу тебя, не грусти, сестра моя, – послышался в ушах Эрмин голос. – Разве ты забыла о невидимых дорогах, о которых тебе говорил Тошан и по которым мы должны идти?»

Затем это приятное видение исчезло. Эрмин показалось, что в небе что-то вспыхнуло и тут же погасло. Почувствовав облегчение, она поспешно вышла из комнаты и спустилась по лестнице.

– Папа! – воскликнула она, входя в гостиную. – Я ее видела! Я видела Киону! Она со мной разговаривала.

Никто не стал ей возражать, даже Овид Лафлер, которого пригласили на ужин: всем присутствующим в этом доме было хорошо известно об удивительных способностях Кионы.

– Вот это меня радует! – пробурчал Жослин. – Она собирается вернуться?

– Думаю, что нет. Она дала мне понять, что должна идти по своей невидимой дороге. Тошан говорил мне то же самое, когда я встретила его на лугу возле мельницы Уэлле и когда мне было столько же лет, сколько сейчас Кионе. Боже мой, она была прекрасна. Ну прямо ангел из чистого золота, наш ангел, ангел озера Сен-Жан.

Лоранс насупилась. Ее мать никогда не говорила таким восторженным тоном о своих собственных дочерях – о Мари-Нутте и о ней, Лоранс. Сидя возле нее на диване, Овид почувствовал, что ее охватила тоска и досада. Он легонько похлопал ее ладонью по руке.

– Вы сегодня тоже великолепно выглядите, – прошептал он ей, убедившись в том, что на них никто не смотрит.