Бездомная - Михаляк Катажина

Любой человек достоин того, чтобы дать ему второй шанс, но достоин ли Чарек третьего?

Чарек

Кингу я любил сколько себя помню. Должно быть, началось все с той самой пресловутой песочницы: ведь жили мы по соседству и зачастую всей ватагой носились по предместьям Быдгоща и окрестным лугам, а порой забегали и дальше – в леса. Я был в этой ватаге предводителем, Кинга, веселая, улыбчивая девчонка в майке и разодранных штанах, со сбитыми коленками, была одной из нас.

Именно ее я больше всех изводил, именно ее сталкивал в пруд у дома, именно меня из всей ватаги она терпеть не могла. В начальной школе, когда она уже была окружена мальчишками-ровесниками, я делал все, чтобы ее внимание было обращено на меня и только на меня. Я и впрямь был несносен, я доводил Кингу то до слез, то до бешенства; но когда я пострадал в аварии и три недели лежал в больнице, весь в гипсе и бинтах, – только она приходила навещать меня изо дня в день. Кинга умела быть верной.

А вот я не умел.

Мы с ней поступили в один лицей, и сразу всем стало известно: Чарек + Кинга = Большая Любовь. И на переменах, и после уроков мы были неразлучны. Учителя то и дело вызывали то ее родителей, то моих, чтобы довести до их сведения, что их отпрыски зажимаются по углам и этим развращают ровесников; но что же могли поделать родители? У любви свои законы.

Однако поцелуев и объятий мне вскоре стало мало: я был подростком, игра гормонов распаляла меня, и я хотел обладать своей девушкой, как мужчина обладает женщиной. Но Кинга хранила свою девственность до самого аттестата зрелости.

В тот самый день, когда она получила аттестат, мы сделали это на лесной поляне, и… моя любовь к Кинге вдруг прошла. Отымел – добился своего.

Разумеется, мы и после занимались сексом каждый день, вплоть до октября: она – все сильнее влюбляясь в меня, я – все меньше любя ее… А затем мы уехали учиться дальше: Кинга – в Варшаву, я – в Торунь. Перед отъездом я дал ей понять, что мы оба свободны, ничего нас не связывает, кроме воспоминаний о сказочных мгновениях в нашем любовном гнездышке, и она вправе найти себе кого-нибудь… а я, может быть, уже себе кое-кого и нашел.

Почему я был таким дураком, таким подлецом? Понятия не имею.

Мне хотелось все новых и новых девчонок, а Кингу оставлять на десерт. Хотелось, чтобы она была со мной в выходные, когда я приезжал домой, в Быдгощ. Так оно и выходило.

Так продолжалось вплоть до того момента, когда она призналась, что в своей академии познакомилась с парнем и этот парень с каждым днем значит для нее все больше, поэтому… И тут моя любовь к Кинге вдруг вернулась. Я опять желал только ее. Я звонил ей, отправлял пламенные письма на ее электронный ящик, напоминал о нежных встречах на лесной поляне, да и не только там – честно говоря, мы занимались любовью везде, где застигал нас сексуальный голод… Втайне я надеялся, что эти письма прочтет Кшиштоф, порвет с Кингой и она снова станет моей. Читал ли он их? Не знаю.

Знаю я другое: в каждые выходные я вновь и вновь соблазнял Кингу, и у нее не хватало сил противиться мне. Она становилась все грустнее, ее терзал внутренний разлад: она хотела хранить верность Кшиштофу, но дикая жажда влекла ее ко мне. Впрочем, я не обращал внимания на перепады ее настроения: я просто брал свою женщину, как только она появлялась в поле моего зрения.

И вот однажды она дрожащей рукой протянула мне тест на беременность, на котором четко виднелись две темные полоски.

Я притворился идиотом:

– Это еще что?

Кинга лишь смотрела на меня округлившимися от ужаса глазами. Ей было только двадцать, вся жизнь впереди, а тут… беременность. От меня?

Я швырнул этот тест ей в лицо, обозвал гулящей и ушел, оставив ее – потрясенную, не верящую своим ушам. На следующий день меня уже не было в Быдгоще. А через несколько недель, когда Кинга постучала в дверь моего дома, мои родители, дружелюбно улыбаясь, сообщили ей, что Чарек получил стипендию и уехал в Штаты. «Как быстро ему дали визу – это просто чудо, не так ли?»

Просто чудо, что гром с ясного неба до сих пор не разразил меня за все то, что я причинил Кинге.

В последующие несколько лет я не упускал своей Кинги из виду.

Я знал, что она вышла за того засранца – небось, он женился на ней из-за беременности. Узнав, что у нее случился выкидыш, я… облегченно вздохнул.

Знал я и то, что когда-нибудь вернусь к ней и она снова не сможет оттолкнуть меня: нужно было только подождать, пока стихнет ее гнев и обида, подождать, когда на одно из моих электронных писем она ответит в спокойном тоне, как отвечают старому другу детства.

И вот такой день настал, и я вернулся в Польшу.

Первое, что я сделал по возвращении, – отправился в дом Кинги в Быдгоще.

Она была там. Ждала меня.

И все началось сначала: тайные встречи, умопомрачительный секс в случайных мотелях, где никто нас не знал и не мог донести ее супругу, что ему наставляют рога. Впрочем, этого мне было мало: я хотел, чтобы он узнал о нас. Но Кинга была осторожна. Адреса ее я не знал, блокнота с номерами телефонов она с собой не носила. В ее телефоне, купленном специально, чтобы звонить мне и только мне, не было никаких других номеров… Да, в этом Кинга была осторожна.

Жаль, что в вопросах контрацепции она уже так не осторожничала. А возможно, и не хотела осторожничать?

– Я принимаю таблетки, – говорила она каждый раз, когда я доставал презерватив. – Мне нравится чувствовать тебя без резинки.

Мне тоже нравилось без резинки.

Очень нравилось.

Вплоть до того момента, когда она во второй раз положила передо мной на стол тест на беременность – с двумя такими очевидными полосками…

Господи Иисусе, тогда я ведь мог завладеть ею навечно! Моя Кинга могла остаться со мной насовсем… Почему же я и во второй раз оказался таким засранцем, сукиным сыном, кретином?! Я сказал ей точь-в-точь то же, что и в первый раз, почти слово в слово: дескать, раз уж она гуляет с кем попало, то пусть сама и несет ответственность. Напоследок я добавил:

– Может, у тебя снова будет выкидыш.

Она дала мне по морде – и поделом! – с такой силой, что я до сих пор ощущаю ту пощечину, хотя опухоль давно сошла.

Как и когда-то, я оставил Кингу одну в чужом, холодном гостиничном номере, а сам опять без оглядки сбежал за границу – делать карьеру в международной корпорации, а заодно и деньгу заколачивать. Я становился все богаче, а попутно имел каждую бабу, на которую падал мой глаз. Зачем? Можно сказать, это стало моим хобби. Но ни одна из женщин не пробуждала во мне таких чувств, как Кинга.

Когда я осознал это, когда понял, как глубоко я люблю ее… было уже поздно.

Кинга исчезла. Ее родители не пустили меня и на порог. Я принялся искать свою любовь в Варшаве, хоть и не был уверен, что отыщу. Она пропала – будто в воду канула. Наконец детектив, которого я нанял, выяснил ее адрес, но оказалось, что у той квартиры уже новый хозяин, который о Кинге Круль не знает ничего, а сделку заключал с ее мужем – точнее, бывшим мужем.

Это обрадовало меня: значит, Кинга опять свободна! Но где ее искать? Неужели человек может вот так бесследно исчезнуть?

Я отыскал Кшиштофа Круля, но он захлопнул дверь перед моим носом, предупредив, что если еще раз я появлюсь на пороге его дома, он вызовет полицию. О своей бывшей жене он и словом не заикнулся.

Постепенно я терял надежду, хотя детектив не сдавался.

И вот… вот наконец я нашел ее!

Мою Кингу!

Или, скорее, ее тень…

Мне тридцать два года, я хочу создать семью. Хочу, чтобы у меня был большой дом, а в нем – много детей, матерью которых станет она. И я сделаю все, чтобы снова завоевать Кингу. На этот раз я не упущу свой шанс, иначе единственное, что мне останется, – пустить себе пулю в лоб.