Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт

Ирландский Легион выдвигался с генералом Шерманом, чтобы взять Атланту, а затем выйти к морю, тогда как полковник Маллигэн со своей Ирландской Бригадой должен был присоединиться к войскам, атаковавшим Ричмонд.

— Спасибо тебе, Онора, за помощь, — сказал Патрик, — и тебе, Майра, за твое гостеприимство. Это был самый долгий период, когда я жил на одном месте.

— Я была рада принять тебя у себя, дядя Патрик, — ответила Майра.

Отблески пламени в хрустальных бокалах, которые мы выиграли в лотерее на выставке, окрашивали налитый в них виски в золотой цвет. Мальчики были в таверне у Маккены, а девушки — внизу. Мы остались втроем.

Патрик поднял свой бокал.

— За вас, сестры Кили, — сказал он, — и за всех доблестных женщин Ирландии, наших истинных героинь.

— Вот за это я выпью, — согласилась Майра. И так и сделала.

Я поднесла хрусталь к своим губам. В нем была вода.

Патрик осушил свой бокал и встал. Он откатил рукава и надел свой форменный китель. У нас мой деверь немного поправился — похоже, до этого он никогда в жизни не питался регулярно и полноценно.

После его ухода Майра повернулась ко мне.

— Ты будешь по нему скучать, — сказала она.

— Конечно. Мы все будем. Майкл, Стивен и Бриджет узнали о своем отце из рассказов Патрика столько нового. А Дэниел с Джеймси, те вообще…

— Я говорю о тебе, Онора, — перебила меня Майра. — Ты будешь по нему скучать.

— Я получала удовольствие, помогая ему с ярмаркой.

Совесть не слишком допекала меня во время написания писем для него или даже в ходе длинных дискуссий, которые мы с Патриком вели у огня. На самом деле это были споры. «Разве не могут фении использовать свои средства, поддержку и влияние, чтобы сражаться с англичанами так, как это делал Дэниел О’Коннелл — без физического насилия?» — спрашивала я у него. Ведь уже сама угроза вторжения пятидесяти тысяч фениев может убедить британцев убраться из Ирландии. На это Патрик отвечал, что у него мало надежд на бескровную революцию. До поздней ночи мы приводили друг другу разные примеры из истории.

Да, я действительно буду скучать по Патрику Келли, но мне не понравилось, как Майра при этих словах покачивала головой с понимающей полуулыбкой на лице.

— Ты влюблена в Патрика Келли.

— Майра, это не так.

— Оставь, Онора. Я бы сказала, что он тоже сохнет по тебе, хотя и тщательно это скрывает. Держу пари, у него где-то есть женщина.

— Нет.

— Но почему? Привлекательный мужчина — особенно теперь, когда следит за собой. И почему это тебя так расстраивают мои предположения? — Она взяла бутылку и подлила виски в оба наших бокала. — Расскажи мне. Немного виски поможет тебе. В лечебных целях.

Я сделала затяжной глоток. И слова полились из меня рекой: о том, что я считала себя очень виноватой, осознав, что я испытываю к Патрику определенные чувства; что это предательство по отношению к Майклу; что в любом случае такая связь запрещена.

— Запрещена? Кто это сказал?

— Церковь. Существует запрет: вдова не может выйти замуж за брата своего мужа. Конечно, в принципе можно получить специальное разрешение от епископа, но все же…

— Запрет? Специальное разрешение? И чего они стоят у нас дома? Чья это вообще церковь? Я тебе так скажу: у каждой женщины с вашего Святого Часа здравого смысла не меньше, чем у любого епископа. Спроси у них об этих запретах и препятствиях к браку, и они тебе ответят: Патрику Келли нужна жена, которой у него нет, а тебе нужен муж, которого нет у тебя. Так в чем дело? Почему нет?

— У меня был муж. Самый лучший мужчина на свете.

— Который умер шестнадцать лет назад, — горько ухмыльнулась Майра. — Онора, ты положила свое сердце в могилу вместе с Майклом, но разве не ради себя самой ты ныне зажигаешь свечи в церкви? За Онору, хорошую мать; за Онору, верную вдову; за Онору, благочестивую женщину. Да Майклу было бы стыдно за тебя!

— Ты не понимаешь, — вздохнула я.

— Все я понимаю. Ты изводишь себя такими мыслями, мучаешь себя. А может быть, Патрик — это как раз твое mearbhall… только приглядись.

— Какой в этом толк, Майра? Мне сорок один год. А Патрику — пятьдесят три.

— Да, а мне сорок три, и при этом я прекрасно себя чувствую, — ответила Майра. — У вас впереди долгие и долгие годы. — Она вдруг замолчала. — Все, к черту. Прячься дальше. Мне-то какое дело? Однажды я тебя уже спасла. И не собираюсь делать этого снова. Ты всегда говоришь, что мы, ирландцы, спасли себя, спасли друг друга. Так вот теперь спасай себя сама. Спаси Патрика Келли. По крайней мере, расскажи ему о своих чувствах. В отеле «Тремон-Хаус» есть один очаровательный номер…

— Майра! Я не пересплю с мужчиной, если он мне не муж.

— А я никогда не сплю с мужчиной, если он чужой муж. Ты трусиха, Онора. А как же Маэва и законы брегонов? Патрик Келли возвращается на войну. Он может погибнуть там, может исчезнуть, уехав обратно в Ирландию. Уйдет и так никогда и не узнает…

— Ладно, ладно. Возможно, поговорить с ним действительно будет правильно.

— Славное долгое прощание, а там кто знает? В общем, когда Патрик вернется от Маккены, я пришлю его к тебе.

*

Полночь давно миновала и уже близился рассвет, когда вернулись Стивен, Джеймси и Майкл. Они пели «Ура, ирландские парни» заметно вразнобой. Впрочем, точно так же — вразнобой — текли и мои мысли, после того как я несколько часов пыталась подобрать слова для предстоящего разговора. Патрик должен был появиться у моих дверей с минуты на минуту.

— Укладывайтесь, мальчики. Поспите хоть немного.

Но Джеймси рухнул в кресло Патрика.

— Уже поздно, Джеймси, — сказала я.

— Мы просто хотели устроить дяде Патрику хорошие проводы, — ответил он.

— Проводы?

— Он ушел, мама, — кивнул Джеймси.

— Ушел с парнем по имени Джеймс Стивенс, — уточнил Майкл.

— Они ушли пораньше, — сказал Джеймси. — Дядя Патрик хочет ввести Стивенса в круги фениев в армии на своем пути на Юг. Мы с Майклом тоже хотели пойти вместе с ними, но дядя Патрик сказал, что у нас и тут полно работы… Что с тобой, мама? Тебе нехорошо?

Похоже, я наклонилась вперед. Мальчики стояли надо мной, а Джеймси держал меня за плечи.

— Воды, — попросила я.

И после всего этого Патрик ушел. Я смотрела на озабоченные лица моих сыновей, которые волновались за меня, тогда как Джеймси уходил на войну, а остальные двое последуют за ним, если сражения затянутся. Они все были в опасности. Прости меня, Господи. Я никогда не стану игнорировать законы Церкви. Но, Господь милосердный, только защити их, пожалуйста. Спаси и сохрани.

Я встала.

— Пойдемте на кухню. Я поджарю вам яичницу. И еще, Джеймси: на кровати у тебя лежат носки, возьми их с собой.

— Спасибо, мама. Да, я хотел тебе сказать: я оставляю волынку у Майкла. Он уже выучил несколько мелодий, да и климат в Джорджии жаркий, а это плохо для дерева.

— Я буду хорошо о ней заботиться, — пообещал Майкл, усаживаясь за стол.

Их ожидали бои, а он переживал, что рискует волынкой. Я и дальше буду ходить по моим «Остановкам». А Майра пусть не лезет не в свое дело. И никакого виски.

*

Поставить каждый день девять свечек — за Пэдди, Томаса, Джеймси, Дэниела, Джеймса Маллоя, Джеймса Ньюджента, полковника Маллигэна, Патрика Келли и еще одну, последнюю, — за Джонни Ога. Восемь из них в опасности. Один погиб.

Язычки огня дрожали и качались за синим стеклом светильников, которые молящиеся выставили в ряд перед алтарем Девы Марии, — мои войска, стоящие на страже в ночи. Спасите их и сохраните.

Но одноклассник Майкла был прав. Математика войны брала свое. Все восьмеро не могли выжить. Статистику подтвердила Ирландская Бригада. Под Кернстауном, 23 июля 1864 года.

*

Всего за несколько месяцев до этой битвы весь полк прибыл в Чикаго в отпуск. Апрель 1864 года. Трехлетний контракт Пэдди закончился. Он находился дома и занимался тем, что ухаживал за Бриди Келли. В безопасности. Но потом ему пришел вызов. Людей не хватало — даже мобилизация не могла достаточно пополнить их ряды. Олдермен Комиски рассказывал, что секретарь британского консульства зарабатывает неплохие деньги, объявляя призываемых в армию ирландцев британскими подданными и тем самым освобождая их от повинности. Пэдди называл таких предателями. Однако я не могла осуждать этих парней, вспоминая о количестве погибших, списки которых каждый день печатали газеты.