Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко

Из воспоминаний ленинградских рабочих. 1939 год. Они, понятно, крайне тенденциозны. Тем не менее зерно истины уловить можно.

А.Д. Моисеева и М.Г. Скороход, «Красный путиловец»:

«…Взял он одну деталь… осмотрел внимательно, даже во внутрь её заглянул.

– Вы американскую отливку видели?

– Видели…

– По внешности ваша отливка не хуже. Хорошая, аккуратная работа. А только почему в вашей отливке такие толстые стенки? Американцы это делают гораздо экономнее. А мы тем более обязаны беречь металл… А такая отливка – расточительство…»

С.Н. Тимофеев, завод имени Сталина: «…часов в одиннадцать вечера… зовет меня подручный.

– Что такое?.. Кому вдруг ночью понадобился?

Идите… к турбине… Товарищ Киров её уже рассматривает.

Бросился я к турбине. А Мироныч уже влез на турбину и трубкой… стал тщательно её прослушивать…

Слез товарищ Киров с турбины довольный, улыбающийся.

– Ну, товарищ Тимофеев… долго ли строили эту игрушечку?

Ответил я Кирову, а сам думаю: «Да, ты, Мироныч, лучше меня знаешь, сколько её строили»…

Очень интересовался он всеми подробностями испытания, долго расспрашивал, какие в турбине детали, какие усовершенствования в дальнейшем думаем ввести…»

А.В. Максимова, завод «Красный треугольник», об одном из посещений Кировым гдовских сланцевых рудников: «Об этом приезде так рассказывал нам бурильщик Ширяев.

Вот приехал Киров и первым долгом просит:

– Спустите меня в шахту!

Спустился Мироныч, осмотрелся, взял кайло и стал пробовать кровлю. Ударил кайлом, прислушался и вдруг недовольно говорит:

– Бунит!

А я, по совести сказать, и не знал, что это слово означает…

– Не понимаешь… что значит «кровля бунит»? Какой же ты после этого горняк?

И Сергей Миронович ударил кайлом по кровле ещё раз. Послышался глухой протяжный звук.

– Вот это и значит, что кровля бунит… И это очень опасно для рабочих. Необходимо немедленно же её закрепить…»

П.П. Громов, Ижорский завод: «Однажды Сергей Миронович… в… механическом цеху… подошел к агрегату, внимательно осмотрел его и вдруг спросил меня:

– А где же линейка?

– Какая, Сергей Миронович, линейка?

– Да, ведь на этом агрегате должна быть специальная линейка с делениями. По ней рабочий сразу же видит, как распределяется пар, каково мертвое пространство между золотниками и окном цилиндра.

Я очень смутился: столько лет работаю и ничего про эту линейку не знаю. Киров… заметил мое смущение…

– Так вы все-таки сходите в технологическое бюро и скажите, что так выпускать подобные агрегаты нельзя…

Механики просто не знали, как благодарить Мироныча… раньше, без линейки, механик, чтобы проверить золотник, должен был обязательно открывать крышку…»

П.П. Кобозев, механический завод № 7: «Киров приехал на наш завод во время приемки банкаброшных машин… Подошел к стенду, взял в руки деталь, посмотрел на неё внимательно и спросил… руководителя цеха:

– Скажите, это – ответственная деталь?

– Ответственная…

– А какого она диаметра?

– Четыре миллиметра…

– Неужели только четыре?.. А по-моему, здесь все семь наберется. Не тонко ли будет?

Проверили мы деталь и убедились: прав Сергей Миронович, семь миллиметров в детали».

А теперь давайте представим во всех описанных эпизодах на месте Кирова Зиновьева. Не можем? И рабочие Питера тоже не могли… Почему довольно быстро и признали Кирова своим. Да и как не признать. Ведь Мироныч «никогда… мимо не пройдет, остановится, всегда за руку с тобой поздоровается, начнет расспрашивать». И не только о работе. «И так это он все умел спросить, что видно было, – не ради простого любопытства интересуется, а нужно ему все знать для нашего общего дела», – считал старый рабочий-фин В.Я. Сихвонен[273]. И наверняка даже в этом отношении Киров заметно выигрывал в сравнении с Зиновьевым…

5. Кандидат в члены Политбюро

Ленинградская пирамида коллективного руководства отличалась ещё большей громоздкостью, чем азербайджанская. Это не мешало, пока город возглавлял председатель Петросовета, затем Ленсовета Григорий Зиновьев – рядовой член Бюро губкома. Стоило ему что-либо решить, секретариат, бюро и пленум губкома без промедления давали нужную санкцию и претворяли в жизнь волю «вождя». Но вот в январе 1926 года кумир пал, и коллегиальность явилась ленинградцам во всей своей красе. Чрезвычайная конференция 12 февраля переизбрала «от имени шести районов Ленинграда и всех уездов Ленинградской губернии» губком. Всего в новый орган вошло сто пятьдесят четыре человека. В два с половиной раза больше, чем в ЦК ВКП(б) после XIV съезда (63 члена). На другой день они (присутствовало около ста тридцати членов) сформировали бюро губкома и секретариат. Первый создали «в составе 25‐ти товарищей и 6 кандидатов», второй – «в количестве пяти товарищей… Кирова (первый секретарь), Антипова, Шверника, Комарова и Угарова».

Так, для сопоставления: Политбюро ЦК ВКП(б) состояло из девяти человек, Секретариат ЦК ВКП(б) – из пяти. И эти четырнадцать персон (по факту двенадцать) руководили не губернией, а всей огромной Страной Советов… Впрочем, в предыдущий раз, при Зиновьеве, 10 декабря 1925 года, бюро губкома образовали тридцать три «товарища» и пять кандидатов…[274]

Протокол пленума Ленинградского губкома от 13 февраля 1926 г. [РГАСПИ]

Помните, в рамках Секретариата ЦК АКП существовали две «рабочие коллегии» – Оргколлегия и Агитколегия? В Ленинграде ситуация сложилась ещё интереснее. Переизбранный секретариат провел первое заседание 16 февраля. Отсутствовал Антипов. Киров, Шверник, Комаров и Угаров рассмотрели двадцать один вопрос – от расширения президиума Ленсовета и даты губернской конференции РЛКСМ до удовлетворения «жильем работников, приезжающих на партработу в Ленинград». О коллегиях Орготдела и Агитотдела речь не заходила. Около полудня 18 февраля впервые собралось бюро губкома (19 членов и 5 кандидатов), и оно почти сразу утвердило персональные списки трех «рабочих коллегий» секретариата – Оргколлегии, Агитколегии (20 членов) и «Отдела работниц и крестьянок» (7 членов). Окончательный состав Оргколлегии отложили до приезда заведующего – Антипова, временно ограничившись «пятеркой» во главе с Комаровым. Она уступит место полноценной структуре из пятнадцати членов 9 марта 1926 года. И самое важное. Утверждение состава каждой коллегии («Оргпятерки», «Агитколлегии», «Коллегии Женотдела») сопровождалось таким примечанием: «Все решения… вступают в силу по утверждении их Губкомом ВКП(б), Секретариатом или Бюро ЛК»[275].

Судя по всему, Киров попытался избежать образования этих хорошо ему знакомых по Баку, но явно излишних инстанций. Не вышло. Глас народа в лице большинства членов бюро губкома не позволил. И тогда Мироныч настоял на процитированной поправке: ладно, пусть встречаются, рассуждают и голосуют, а реализовывать будем единственно то, что пройдет через сито секретариата, то есть мое. Тем самым все три «рабочие коллегии» де-факто превращались в совещательные органы.

Однако история имела продолжение. На секретариате 11 марта, видимо, Антипов поднял вопрос «О порядке утверждения решений Оргколлегии губкома ВКП(б)». И Киров оказался в меньшинстве. Третий участник заседания – Комаров – поддержал Антипова, и вдвоем они склонили первого секретаря на