Ташкент: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Борис Чухович

здоровенными трубами, рядом — Таштекстильмаш и жуткий абразивный завод, который невыносимой вонью накрывал половину всего города. Строить здесь ни по каким параметрам было нельзя. Тем не менее было принято решение — раз отсюда все правительство едет, то нужно эту улицу привести в порядок»[515]. Найденное зодчими решение, пожалуй, красноречивее многого прочего характеризовало сосуществование в советском городе декларативной «заботы о человеке» и реальной политики.

ЭВОЛЮЦИЯ ПРОЕКТА

По воспоминаниям Юрия Мирошниченко[516], проектирование началось в 1968 году с макета, подготовленного им и Рустемом Меметовым. Макет был показан сначала в Горкоме партии, а затем Шарафу Рашидову. Руководитель республики высказал недовольство тем, что его поздно ознакомили с заманчивым предложением, и дал отмашку на его разработку. Проект передали в мастерскую Ирины Демчинской, и они с Юрием Мирошниченко взялись за детальную разработку улицы. Первые макеты свидетельствовали о двоякой задаче, стоявшей перед зодчими. С одной стороны, им следовало закрыть виды на промышленные объекты, а с другой — по возможности отдалить новую уличную застройку от источников вредных выбросов, что позволило бы хотя бы частично снизить влияние неблагоприятных экологических факторов на здоровье жителей района. На перекрестке улиц Шота Руставели и Богдана Хмельницкого архитекторы решили возвести высотное административное здание завода Таштекстильмаш, а съезд с эстакады аэропорта в сторону улицы Богдана Хмельницкого они акцентировали высотным жилым зданием в форме трилистника. Между высотными доминантами застройка по периметру улицы была сформирована ритмичными группами 9-этажных жилых домов с магазинами и социальными объектами и размещенными во внутриквартальном пространстве жилыми 4-этажками. С архитектурной точки зрения решение казалось монотонным, но с экологической — чуть более щадящим для жителей, чем другие варианты. Впрочем, в долговременной перспективе их здоровье все равно подвергалось неприемлемым рискам из-за крайней загрязненности района вредными выбросами.

И. Демчинская, Ю. Мирошниченко. Первый вариант застройки. 1970

А. Косинский, И. Демчинская, Ю. Мирошниченко. Второй вариант застройки. 1971

В 1971 году в авторском коллективе произошли изменения. После неудачи в продвижении проекта «Дома творческих союзов» приехавший из Москвы в Ташкент после землетрясения 1966 года Андрей Косинский остался не у дел, и разработку улицы Богдана Хмельницкого — по всей вероятности, не без участия руководства республики — поручили ему. Если посмотреть на ситуацию глазами Шарафа Рашидова, решение было оправданным. После первых фантазийных проектов, исполненных в Узбекистане — «Усто-базара» в Бухаре (1968–69), центра Чиланзара{4} (1969–1970) и других, Косинский заставил о себе говорить как об оригинальном интерпретаторе «среднеазиатских сюжетов», не боявшемся работать с эксцентрическими и красочными пластическими образами. Именно такая комбинация яркого цвета и экзотических форм, по мнению властей, должна была произвести благоприятное впечатление на гостей республики, — но, поскольку подобные средства не были в чести у большинства ташкентских архитекторов, кандидатура Косинского оказалась востребованной, и ему дали зеленый свет.

Завершение строительства первого дома. 1971

Дома с фасадами, разработанными А. Косинским и В. Азимовым. 1970-е

Принявшись за работу, Косинский привнес в творческий процесс два инновационных момента: декоративный и урбанистический. Способность к причудливому декорированию архитектор продемонстрировал, быстро переработав, совместно со своим бывшим студентом Владимиром Азимовым, уже спроектированный Демчинской и Мирошниченко 9-этажный жилой дом. Благодаря новым авторам такие дома «получили новую одежду на летние фасады в виде калейдоскопа из трех видов решеток»: арочных, квадратных и ажурных[517]. Эти ориентализированные формы сразу благожелательно отметили московские критики, искавшие в архитектуре Средней Азии плакатные выражения «национального стиля». По завершении строительства первого дома Юрий Аралов, специализировавшийся на изучении «национальной архитектуры», писал: «В Ташкенте на улице Богдана Хмельницкого построен девятиэтажный жилой дом, торцовые глухие плоскости которого расписаны орнаментом, а перед фасадом сделаны лоджии с различными по рисунку очертаниями проемов ограждения. Это, бесспорно, интересное сооружение привлекает внимание нарядностью форм и цветовым богатством, что традиционно для узбекской архитектуры»[518]. Ему вторила Александра Суздальцева: «Создается красивый крупный ритм, в котором декор соразмерен градостроительному масштабу. Активно и вместе с тем с большим художественным тактом декорированы цветом стены и панели…»[519]. Восприятие ташкентских архитекторов было совершенно иным. В письме в редакцию журнала «Строительство и архитектура Узбекистана»[520] Владимир Спивак и Александр Синий сетовали на нелепость дополнительной солнцезащитной стены: «Нелепа потому, что она не имеет никакого функционального значения, хотя и создает его видимость. Рисунок нарезанных в стене дырочек и арочек придает якобы своеобразие типовым жилым домам. Между тем подобная стена с одинаковым успехом может быть поставлена возле здания любого назначения и восприятие ее от этого не изменится. Правильнее было бы поставить ее без здания, пусть она сама гордится своим своеобразием, заодно не мешая жителям этих домов… Только непонимание вопросов архитектуры, в том числе и эстетических качеств, или их идеалистическое толкование может привести к подобным извращениям»[521]. Резкое по тем временам высказывание свидетельствовало о напряжении между влиятельными архитекторами Ташгипрогора и Косинским, получившим возможность приоритетного общения с главой республики и сумевшим эффективно выстроить взаимодействие с прессой.

Развивая градостроительные предложения Демчинской и Мирошниченко, Косинский уточнил композиционное зонирование территории, разбив улицу на четыре фрагмента: выезд из города (отмеченный перекрестком улиц Богдана Хмельницкого и Шота Руставели), зону центрального жилого комплекса, зону канала Салар и въезд в город со стороны аэропорта[522]. В изобретательных текстах о проекте он дал две интерпретации своего замысла. Согласно одной из них, проектируя уличные перспективы, он вдохновлялся Невским проспектом, чью периметральную застройку разнообразили периодически возникающие слева и справа курдонеры и перспективы. Согласно второй, речь шла о создании автомагистрали, рассчитанной скорее на восприятие со стороны пассажиров транспорта, для которых уличные виды меняются с большей скоростью, чем для пешеходов. Как бы то ни было, композиция улицы действительно стала более разнообразной: здесь появились ритмические сбивки, сдвиги в глубину улицы, расширившие эстетически проработанное пространство, и новые высотные акценты, отмечавшие не только въезд в город и выезд из него, но также и переходы между различными зонами внутри улицы. В частности, центральная зона жилого комплекса получила новую сложную разработку: на фоне изгибающейся девятиэтажной «стены» (в своих фантазийных интерпретациях автор ассоциировал ее с «старогородскими дувалами») выступал 18-этажный экспериментальный жилой «дом гостиничного типа», а при взгляде из центра на аэропорт он воспринимался на фоне ритма пластичных «волют» жилых галерейных корпусов, начинающихся с уровня второго этажа у периметра улицы и вырастающих до 10-этажного объема с восточной стороны корпусов. Архитектор специально подчеркивал, что такой прием позволял снизить уровень шума в квартирах жителей галерейных домов, забывая упомянуть о цене: