Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 2. «О дивный новый мир…», 1945–1953 - Андрей Константинович Сорокин

о проблеме Тибета. Услышав сообщение Мао Цзэдуна о подготовке наступления на Тибет, Сталин поддержит «китайских товарищей», сказав: «Это хорошо, что Вы готовитесь к наступлению. Тибетцев надо взять в руки»[583].

Находясь в Москве, Мао Цзэдун считал необходимым держать Сталина в курсе основных событий в Китае. 2 января 1950 г. он пошлет Сталину переводы семи телеграмм, полученных им из ЦК КПК[584].

Во время переговоров Мао с министром иностранных дел СССР Вышинским советская сторона предложит китайскому правительству выступить в ООН с требованием лишить представителя Гоминьдана права представлять Китай в Совете Безопасности, передав его представителю КНР. Вскоре согласованные сторонами шаги в этом направлении действительно последуют.

От Микояна Сталин узнает о зондаже, предпринятом «китайскими товарищами» об отношении советского руководства к перспективам независимого существования так называемой Внешней Монголии, некогда входившей в состав Китая, но с начала 1920-х гг. существовавшей в качестве формально независимого государства. Вдогонку китайской делегации из Москвы Сталин в начале февраля пошлет Мао Цзэдуну телеграмму, в которой для начала нарисует перспективу, прямо противоположную той, в которой китайскими партнерами была проявлена заинтересованность. «Руководители Внешней Монголии стоят за объединение всех монгольских районов Китая с Внешней Монголией под знаком независимости объединенного Монгольского государства, — так обозначит Сталин вряд ли ожидавшуюся „китайскими товарищам“ альтернативу сложившемуся статус-кво. — Советское правительство высказывается против этого плана, так как он означает отрыв от Китая ряда районов, хотя этот план и не угрожает интересам Советского Союза». И уже после этого предупреждения о том, в каком направлении может развиться вопрос о Монголии, Сталин заявит: «Мы не думаем, чтобы Внешняя Монголия пошла на отказ от своей независимости в пользу своей автономии в составе Китайского государства, если даже все монгольские районы будут объединены в автономную единицу»[585].

Сопроводительная записка Мао Цзэдуна И. В. Сталину о посылке телеграмм ЦК Компартии Китая

2 января 1950

[Подпись — автограф Мао Цзэдуна]

В. Н. Меркулов, С. А. Лозовский, В. М. Молотов и премьер-министр Монгольской Народной Республики Чойбалсан

4 июля 1945

[РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1623. Л. 30]

Намек окажется достаточно прозрачным, чтобы убедить «китайских товарищей» не защищать «велико-китайскую шовинистическую линию», как определит ее не слишком удачно в своих более поздних воспоминаниях Микоян, и ставить вопрос об объединении населенных монголами территорий в границах КНР. Так что современной Монголии есть кого конкретно благодарить за статус самостоятельного государства.

Длительное пребывание Мао в Советском Союзе завершится на мажорной ноте. Под влиянием изменившейся позиции «китайских товарищей»[586] Сталин пересмотрит свое намерение «формально сохранить» прежний договор, о чем сообщит Мао Цзэдуну и приехавшему в Москву Чжоу Эньлаю 22 января[587]. 14 февраля 1950 г. министры иностранных дел СССР и КНР А. Я. Вышинский и Чжоу Эньлай подпишут Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи сроком на 30 лет. «Обе договаривающиеся стороны, — гласила статья 5 договора, — обязуются в духе дружбы и сотрудничества и в соответствии с принципами равноправия, взаимных интересов, а также взаимного уважения государственного суверенитета и территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела другой Стороны — развивать и укреплять экономические и культурные связи между Советским Союзом и Китаем, оказывать друг другу возможную экономическую помощь и осуществлять необходимое экономическое сотрудничество»[588].

В тот же день было подписано и соглашение о Китайской Чаньчуньской железной дороге, Порт-Артуре и Дальнем. СССР передавал КНР безвозмездно все свои права по совместному управлению КЧЖД со всем принадлежавшим дороге имуществом. Передача должна была быть завершена непосредственно после заключения мирного договора с Японией, «однако не позже как в конце 1952 года». К заключению мирного договора с Японией будут привязаны вывод советских войск с военно-морской базы Порт-Артура и «вопрос о порте Дальнем». Было подписано и соглашение о предоставлении «долгосрочного экономического кредита для оплаты поставок промышленного и железнодорожного оборудования из СССР» на сумму в 300 млн долларов «на льготных условиях из 1 % годовых». Вопрос о кредите, кстати говоря, Сталин согласует еще в феврале 1949 г., то есть до провозглашения КНР, причем телеграмму Мао он продиктует и отредактирует лично[589]. Очевидные следы работы Сталина имеет и сам проект соглашения о кредите. В статье 2 договора во фразе «номенклатура, количество и сроки поставок оборудования, материалов и вооружения будут установлены по особому соглашению сторон» третьей позицией, требующей согласования, им были введены «цены». Проблеме цен во взаиморасчетах даже с союзниками, как уже мог убедиться читатель, Сталин уделял постоянное внимание. В статье 1 к сумме займа добавится уточнение: речь пойдет о кредите «в долларовом исчислении»[590]. Советско-китайский договор и соглашение будут утверждены специальным постановлением ЦК ВКП(б) от 7 апреля[591]. Советские руководители и впредь будут контролировать вопросы взаиморасчетов. Читателю, наверное, небезынтересно будет узнать, что уже очень скоро расчет между сторонами станет производиться в национальных валютах. В 1952 г. на Политбюро будет разбираться вопрос о расчетах с КНР за произведенные работы, который возник из-за использования Национальным банком Китая иного, чем было согласовано ранее, курса юаня по отношению к рублю. Дело дойдет до обмена нотами[592]. Во избежание дальнейших путаницы и трений стороны согласуют распространение согласованного курса национальных валют на все неторговые платежи[593].

Возвращаясь к событиям февраля 1950 г., отметим, что два министра иностранных дел А. Я. Вышинский и Чжоу Эньлай, помимо прочего, обменялись нотами о том, что заключенные 14 августа 1945 г. соответствующие договор и соглашения потеряли силу. Оба правительства также констатировали «полную обеспеченность независимого положения Монгольской Народной Республики в результате референдума 1945 года и установления с ней дипломатических отношений Китайской Народной Республикой»[594]. Кроме того, было подписано дополнительное соглашение о непредоставлении права на концессии, о недопущении деятельности третьих стран или граждан этих стран на территории Дальневосточного края и Среднеазиатских Республик СССР, а также на территории Маньчжурии и Синьцзяна. Внимательный читатель при желании сможет самостоятельно убедиться во внешней схожести договоров, подписанных с Гоминьдановской Китайской Республикой в 1945 г. и КНР в 1950-м. Содержательно, однако, они разительным образом отличались друг от друга. Договорами 1950 г. советская сторона отказывалась от тех значительных преимуществ, которые были предоставлены ей договорами 1945-го[595]. Так что итогами визита в СССР, положительный характер которых был предопределен персональными решениями Сталина, «китайские товарищи» могли быть более чем удовлетворены. На такой размер полученных по итогам визита преференций «китайские товарищи» по приезде в Москву и не рассчитывали. Покидая Москву 17 февраля, Мао