Ледяное пламя Якова Свердлова - Роман Валериевич Волков

заполярной моды. На нем был олений сакуй — длинная меховая куртка, не стесняющая движения. На ногах были бокари — высокие, до самого паха, сапоги из выделанной лосиной шкуры. Венчала гардероб мохнатая волчья шапка, надежно закрывающая и голову, и шею. Это был уже не тот полураздетый интеллигент, в осеннем пальтишке бедовавший в Максимкином Яру. Сам Нансен бы не смог придраться к добротной зимней одежде Свердлова.

Яков без колебаний и сомнений попрощался с женой. Клавдия и не пыталась его удержать. Она видела, как муж физически страдает взаперти, вдали от центра событий: «Не в первый раз расставались мы с Яковом Михайловичем, но как не похоже было это прощание на все предыдущие! Ведь теперь нас разлучали не жандармы, не в новую ссылку ехал Свердлов. Он уезжал, свободный и счастливый, в сердце России, в гущу борьбы» (2).

Трое саней тронулись по льду. Компанию Свердлову и Голощекину решил составить железнодорожник Бальбатов. Лошади споро несли пассажиров. За неполный день они отмахали 50 верст до станка Костино — места неудачного сватовства Сталина. Свердлов вел себя крайне решительно. Потрясая телеграммой о свержении царской власти, он разоружил стражника Хорева. Отобранные у оторопевшего полицейского винтовку, револьвер и шашку Яков наказал передать в Монастырское комиссару Масленникову. Затем он споро провел митинг. Но оставаться с ночевкой в селе не стал: «Видно было, что Яков Михайлович спешил… Пока он проводил собрание, а затем пил чай, лошади уже были готовы, и он сразу же выехал».

Свердлов с Голощекиным в деревнях меняли лошадей, ямщиков, покупали припасы и без промедления двигали дальше. Спали прямо в санях — благо одежда позволяла, да и теплые меховые пологи надежно укрывали от холода и вьюги. Меньше чем за две недели они сумели добраться до села Анциферово — той самой точки выхода на Енисей из кружного контрабандистского маршрута по таежным речкам. Позади было больше 1200 верст, впереди оставалось всего-то четыреста. Но у компаньонов вышли все деньги.

Голощекин растерялся: «Андрей, мы же с тобой теперь тут застряли. Пока вышлют деньги, пока получим — лето настанет». Яков сделал успокаивающий жест: «Не паникуй раньше времени, Жорж. Я знаю, что делать!» Свердлов прямиком отправился к новоизбранному волостному комиссару. Им был ссыльный аристократ — внук графа Корфа. Ему Свердлов предъявил единственный имевшийся у него документ — телеграмму Исполнительной комиссии Енисейского общественного управления, которая начиналось торжественно: «Ко всем властям и населению свободной России». Далее в документе «говорилось, что Я. М. Свердлов возвращается к общественной деятельности, и содержался призыв оказывать ему всемерное содействие. Подписали удостоверение Н. Полуян и В. Яковлев. Комиссар Корф начертал на этом документе: „Выдано десять (10) рублей“» (180).

От Анциферова Свердлов и Голощекин ехали втрое медленнее. Уже пошла талая вода с верховий, появились полыньи и промоины. Каждый раз приходилось уламывать опытных ямщиков, сулить им приплату. Несколько раз казалось, что никто не согласится на безумный риск, что вот здесь-то и застрянут путешественники. Но пламенная харизма Свердлова делала свое дело.

Они мчались в санях по скованному белому Енисею, по тонкому предательскому льду, не тратя времени на сон и отдых. Та телеграмма от 2 марта, содержавшая известия о внезапном и полном крахе самодержавия, продолжала наполнять его маниакальной энергией и силами. Свердлов повторял вслух: «Нужно торопиться!» — он понимал, что, несмотря на успех, большевики были рассеяны и разобщены, победу предстояло удержать, закрепить и обратить на свое благо.

Евгений Колосов, потомственный политический ссыльный, дворянин и литературовед, вместе с женой Валентиной прошел через царские и сталинские тюрьмы и лагеря. Удивительно, но супруги постоянно встречались в местах лишения свободы. Их даже расстреляли вместе и похоронили в одной могиле

На Енисее начинался ледоход. Лед буквально трещал и проламывался у них за спиной, угрожая утопить революционеров в ледяной воде. Но дьявольская удача не оставила Свердлова и здесь — что называется, «тютелька в тютельку» успели они проскочить до Енисейска. А отсюда на юг был проложен сухопутный тракт. 21 марта Свердлов и Голощекин прибыли в главный город на Енисее, столицу губернии — Красноярск.

Здесь Свердлов с немалым для себя неудовольствием узнал, что Сталин отбыл в Петроград двумя неделями раньше. Иосиф Виссарионович успел побывать на митинге и на нем здорово сцепиться с Каменевым. Лев Борисович тогда наговорил с трибуны совершенно небольшевистских глупостей: «Царя нет, есть теперь временное правительство, к которому депутатам надо обращаться. Он говорил, что, вероятно, нужно избрать царя, и предложил Михаила Романова. Он сказал, что нашему собранию нужно с таким призывом обратиться и депутаты должны послать какую-то телеграмму». В этот момент и проявил себя член ЦК, мирно стоявший где-то сбоку от президиума: «Сталин отозвал Каменева за кулисы и там ему что-то крепко сказал, а присутствующим объяснил вредность позиции Каменева, объяснил, что революцию надо двигать дальше и поднимать ее на высшую ступень» (191).

Свердлов был готов немедленно садиться в поезд и катить в Петроград, но товарищей Андрея и Филиппа, как и обогнавших их Сталина, Каменева и Муранова, местные товарищи потянули на трибуны — начинался пленум Красноярского совета. В тот момент лидирующие позиции в Красноярске занимали эсеры. У социалистов-революционеров в целом по стране было в несколько раз больше активных членов партии, чем у большевиков. А в радикальности и желании взять власть в свои руки они конкурентам ничуть не уступали. Самыми яркими представителями красноярского эсерского бомонда были супруги Колосовы.

Евгений Колосов, сын народовольца, рожденный в ссылке, отстаивал тезис эсеров и Временного правительства о войне до победного конца. На робкие возражения красноярских большевиков, что это даст возможность буржуазии окрепнуть и заполучить лавры победительницы. Эсерский оратор был увереннее и убедительнее оппонентов: «Русская буржуазия щенок по сравнению с германским тигром», — говорил Колосов. Он призывал «нести свободу на своих штыках в деспотические, порабощенные страны». Это-де не будет захват чужой земли, это будет ниспровержение всех тиранов, освобождение всех народов… и так далее, в этом же духе. «Вот во время этой-то речи вдруг раздается густой бас: „Я прошу слова!“ Все обращаются в сторону произнесшего эти слова. В нем мы узнаем товарища Свердлова».

Колосов попросту не представлял, кто ему бросил вызов. Все его же тезисы, казавшиеся ему несокрушимыми, железобетонными, Свердлов обернул против него: «Яков Михайлович начал с шутки. Русскую буржуазию назвали щенком, но она может вырасти в большую собаку. Об этом свидетельствовал сам Колосов, который призывал „освобождать народы“ под знаменем русской буржуазии. „Война — империалистическая, — говорил Свердлов, — она затеяна в интересах буржуазии,