Книга 1. «Мы наш, мы новый мир построим…», 1917–1938 - Андрей Константинович Сорокин

Письмо И.В. Сталина В.М. Молотову о перестройке Совета труда и обороны и его новом составе

Июль 1925

Автограф И.В. Сталина

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 8–8 об.]

Механизм реализации партийных решений на разных этажах государственного управления внедрялся последовательно. На одном из заседаний Бюро Секретариата было указано, что «постановления ЦК оформляются в советском порядке в виде законодательных актов или распоряжений. Поэтому сами вопросы… доводятся до сведения и широких слоев населения в советском порядке. Секретным является порядок прохождения вопросов через партийную организацию, постановления которой являются директивой партии тому или иному члену. Поэтому каждый член партии, получив директиву партийного органа, проводит таковую в жизнь от своего имени по занимаемой должности»[647].

Ограниченная легальность партийной деятельности, отмеченная выше, лишь подчеркивала общий внеправовой характер деятельности партии. Об этом открыто заявит в 1929 г. Л.М. Каганович, выступая в Институте советского строительства и права 4 ноября 1929 г.: «Мы отвергаем понятие правового государства. Если человек, претендующий на звание марксиста, говорит всерьез о правовом государстве и тем более применяет понятие «правового государства» к Советскому государству, то это значит, что он идет на поводу буржуазных юристов, это значит, что он отходит от марксистско-ленинского учения о государстве»[648]. Не раз высказывался на эту тему и сам Сталин: «…для нас, для большевиков, формальный демократизм — пустышка…»[649]

Руководство партии не просто занималось социальной мимикрией, выдвигая на первый план Советы и маскируя таким образом свое реальное положение в системе органов государственного управления. Довольно рано выявилось стремление засекретить и само функционирование партии, принимаемые ею решения, механизмы их реализации. Причем эта конспиративная система встала на ноги еще при Ленине, вероятно, как наследие предшествующего — нелегального в основном — периода развития партии. Сначала внутри Секретариата в 1920 г. была создана секретно-директивная часть, выделенная затем в 1921 г. в самостоятельное Бюро Секретариата. В нем и сосредоточилось секретное делопроизводство высших органов партии, регламентированное специальной «Инструкцией о порядке хранения и движения секретных документов» (принята 30 августа 1922 г.). С 1922 г. Бюро возглавлял первый помощник Сталина. Характерно, что контроль порядка и условий исполнения пересылки такого рода документации, а также ее хранения возлагался на органы ГПУ. В связи с этим нельзя не вспомнить, что большевистский ЦК в момент создания ВЧК заявлял о том, что «ЧК созданы, существуют и работают лишь как прямые органы партии, по ее директивам и под ее контролем»[650]. Сталин не просто вернет дух конспиративности в деятельность партии. В августе 1924 г. пленум ЦК утвердит «Правила обращения с конспиративными документами ЦК РКП», которые будут разосланы в виде секретного циркуляра от 5 сентября 1924 г. за подписью Сталина. Засекречивание собственной деятельности как нельзя лучше характеризует восприятие большевистским руководством окружающей реальности. Даже находясь у власти и победив в Гражданской войне, большевики ощущали себя во враждебном окружении — внешнем и внутреннем. Именно из подобного восприятия реальности и родится позднее знаменитый тезис Сталина об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму.

Сделавшись генеральным секретарем, Сталин по должности возглавил работу Секретариата и Оргбюро ЦК. Расставив лояльных себе сотрудников, он получил в свои руки рычаги управления решениями всего ЦК. И не только за счет «правильной» предварительной подготовки. Уже в 1923 г. на февральском пленуме ЦК будет принято постановление, что единогласное решение Секретариата, не опротестованное ни одним членом ЦК в течение 48 часов с момента вручения протокола заседания, считалось постановлением Оргбюро ЦК и становилось обязательным к исполнению.

В середине 1920-х гг. завершается в целом формирование советской политической системы, доминирующим центром которой становятся руководящие органы коммунистической партии. Показательной в этом отношении следует считать дискуссию, развернувшуюся на заседании Политбюро 2 ноября 1925 г., на которое был вынесен вопрос «О хлебозаготовках и экспортно-импортно-валютном плане». Обсуждение этого вопроса было начато ранее — 26 октября, а уже 28-го СТО под председательством Л.Б. Каменева рассмотрит вопрос о конъюнктурном обзоре народного хозяйства за IV квартал 1924/25 хозяйственного года. Сталин получит итоговое постановление СТО и начнет заседание Политбюро с постановки принципиального для него и всей системы управления вопроса. «В этом постановлении, — скажет Сталин, — имеются все те решения, которые должны быть вынесены Политбюро предварительно, как директивы для СТО… Я считаю, что это постановление СТО, принятое в момент, когда в Политбюро обсуждают все эти вопросы, причем решение еще не принято, ставит Политбюро в ненормальное положение и делает его работу беспредметной». Сталин потребует «это постановление задержать исполнением, с тем чтобы СТО вновь рассмотрел эти вопросы на основании директив, которые будут приняты Политбюро». Заявление Сталина вызовет бурную реакцию Каменева. «Я не вполне понимаю речь т. Сталина, — заявит он. — Товарищ Сталин, по его речи, считает, что СТО должен прекратить свою работу». Сталин отпарирует: «Легко изображать из себя обиженного. Никто текущей работы СТО не оспаривает, но известно, что было специальное постановление Политбюро, что вопрос о хлебозаготовках был выделен для специального обсуждения на специальном заседании… СТО выступает теперь с соответствующим принятым решением по вопросу, по которому еще нет директивы». Сталина поддержит председатель Совнаркома СССР А.И. Рыков. Стороны обменяются упреками в неискренности и «лицемерничаньи». Каменев заявит о дискредитации СТО и нарушении «всей экономической работы государственного управления». Завершится эта перепалка заявлением Каменева об отставке. Сталин не воспользуется случаем, и отставку Каменева не примут, а Сталин подтвердит: «Пусть т. Каменев знает, что никто не добивается его снятия из СТО и здесь совершенно лишне на эту почву выносить вопрос», и продолжит настаивать: «Решение СТО надо признать предварительным, пускай сам Каменев решит, как это оформить»[651]. Сталин будет поддержан большинством участников заседания из состава членов, кандидатов в члены Политбюро и членов ЦК. Как свидетельствует стенограмма, позиция Сталина базировалась не только на желании утвердить свое первенство и «подведомственного» ему политического органа управления (Политбюро). На заседании действительно подробно и по существу дела разбирался целый ряд проблем, оказавшихся в фокусе внимания партийно-государственного руководства. Абстрагируясь от содержательной стороны дела и межличностного конфликта Сталина и Каменева, нельзя не увидеть того, как в этой полемике прорывается в публичную плоскость институциональный конфликт между политическими и государственными органами управления. Беспокойство Каменева можно понять, ведь 15 октября Политбюро создало комиссию в составе Рыкова, самого Каменева, Сталина, Куйбышева и Сокольникова «для проработки вопроса об упорядочении и увязке работы центральных учреждений». Было решено внести изменения в регламент Политбюро и