Пушкин и прекрасная Натали - Наталия Борисовна Горбачева

было писать «дипломы», ибо дуэль (как это и подтвердили дальнейшие события) оказалась бы для них жизненной катастрофой, отнимая у Дантеса Натали или жизнь, а у Геккерна – приемного сына или дипломатический пост, основу их положения в обществе и дальнейшей карьеры.

Кто-то другой усиленно наводил на них подозрения, «подставлял» их. Как и Пушкин, этот аноним был эмоционален, что проявилось в самый момент написания. На это указывают характерные детали. Так, в одном экземпляре «диплома» после слов «историографом ордена» – несколько восклицательных знаков, а в конце выведен чрезмерный росчерк, который почитался тогда проявлением неуважения, если он присутствовал в письме к мужчине, а в письме к женщине – вовсе не допускался. Барон Геккерн, слывший человеком холодным и рассудочным, такую вольность не мог себе позволить.

Быстрота, с которой «дипломы» были составлены, размножены и разосланы членам узкого кружка, а главное – специально изготовленная почтовая печатка на сургуче внешнего пакета с символами, красноречиво иллюстрирующими содержание «диплома», другие тщательно продуманные детали, отводящие подозрения от подлинного автора и направляющие их на Дантеса и Геккерна (что позволило ему оставаться вот уже более полутора веков неразоблаченным) – все это указывает на то, что «дипломы» были не импровизацией, а заранее спланированной акцией. Автор имел достаточное время на ее подготовку.

«…Гнусный шутник, причинивший его (Пушкина) смерть, не выдумал даже своей шутки, а получил образец от какого-то члена дипломатического корпуса и списал…», – утверждал в своих «Воспоминаниях» В.А. Соллогуб. Свидетельство того, что печатные образцы подобных «шутовских дипломов» были привезены из Вены в Петербург кем-то из иностранных дипломатов, бросало тень почему-то только на Геккерна. Однако отец Идалии Полетики – обер-камергер двора и крупный дипломат – мог вполне иметь соответствующую заготовку.

Кажется, достаточно оснований, чтобы предъявить Идалии Полетике обвинение в написании пасквильного «диплома». Она не иностранка, принадлежала к светскому обществу, умела и любила интриговать. (Кстати, есть сведения, что ее мать в молодости занималась шпионажем.) С ее точки зрения, у нее были все основания прибегнуть к интриге, понадеявшись на свой ум и отбросив «условности» морали.

Идалия была абсолютно уверена в связи Пушкина с Александрой Николаевной (Александриной); именно она является источником этой гнусной сплетни. По ее словам, сама Александрина, сестра жены Пушкина, рассказала ей об этом. Это была явная ложь, но Идалия до конца дней своих твердила, что Пушкин стрелялся из-за преступной своей любви к Александрине, вернее – из-за боязни, что Дантес увезет ее вместе с женой Екатериной во Францию.

Подстраивая свидание, Идалия должна была уверять Дантеса, что дуэли не будет, так как Пушкин любит сестру жены, а не жену, давая тем самым и большие авансы на благосклонность Натали к Дантесу. «Александрина невероятно потолстела с тех пор, как… Спросите у своего мужа, что я имею в виду, – он поймет меня», – писала Идалия в 1839 году Екатерине Дантес в Сульц.

Вопреки расчетам Идалии события ноября 1836 года развивались не по предполагаемому плану… Проведя краткое самостоятельное расследование, Пушкин вечером 4 ноября посылает Дантесу вызов. Если Идалия Полетика была инициатором подстроенного свидания, то первый, к кому должен был обратиться Дантес, была именно она, жена сослуживца и приятеля, в доме которых он – частый гость.

Вызов на дуэль, несмотря на «любовь» Пушкина к Александрине, спутал все карты Идалии, она стала лихорадочно искать выход из непредвиденной ситуации. И, возможно, именно к ней пришла идея женитьбы – ход, надо признать, блестящий, дерзостный, неожиданный, совсем в ее стиле. Женитьба формально устраняла подозрения Пушкина, спасала дипломатическую карьеру Геккерна, отводила от Дантеса дуло пистолета, а от нее – всякие подозрения в соучастии. Все свое красноречие Идалия употребила на то, чтобы убедить Дантеса: нет иного выхода, кроме женитьбы.

Екатерина была не первой претенденткой на роль невесты. 5 ноября Дантес отправился к княжне Барятинской, сестре своего приятеля, с которой он флиртовал на балах. Но та приняла его холодно, ревнуя к Натали. Предложения не последовало. Только позднее всплыло имя влюбленной в Дантеса Екатерины. И если раньше Геккерн не давал благословения на этот брак, теперь он вынужден был это сделать для водворения мира между дуэлянтами. Как мы знаем, свадьба состоялась после отмены дуэли. Никто не ожидал, что последует второй раунд… Дантес позже сравнивал январский вызов на дуэль с «черепицей на голову».

Что же должна была чувствовать Идалия, если она на самом деле сделалась невольной убийцей поэта! «Мне кажется, что все то, что произошло, – это сон, но дурной сон, если не сказать кошмар… Мне нездоровится, и вы будете смеяться, когда я вам скажу, что больна от страха», – писала арестованному Дантесу Идалия. Вина перед ним могла водить ее рукой, когда она выводила такие строчки: «Ваше тюремное заключение заставляет кровоточить мое сердце».

Когда Екатерина Дантес передавала Идалии дорогой прощальный подарок от мужа, который уже был разжалован в солдаты и выдворен из России, то та «не могла утешиться и плакала, как безумная».

Что это? Откуда неуместное безумие? Не совесть ли мучит интриганку?

Она долго не могла успокоиться, поехала в длительное путешествие по Италии, но из Милана пишет, что «как затравленная крыса бегает по кладбищам, театрам и церквам».

Ланской вернулся к ней и, возможно, долго утешал ее в непонятном ему горе. В конце концов, она сама не выдержала и совершила «легкомысленную измену», которая привела Ланского к болезни и к полному разрыву с долголетней любовницей. От своей страсти он излечился рядом с Натальей Николаевной. Она знала об увлечении, вероятно, неоднократно говорила о ней с Петром Петровичем, чувствуя его терзания. Возможно, она и ревновала, потому что и спустя семь лет после их встречи писала мужу: «А ты сам помнишь ли, как ты был холостяком, – я называю холостяцкой жизнью тот период, когда ты был один после твоего страстного увлечения, – твое сердце было ли удовлетворено, не искало ли оно другой привязанности, и когда вы, ты и Фризенгоф (муж сестры Александры Николаевны. – Н. Г.), твердите мне обратное, скажу вам, что вы говорите вздор. Последний, не успев овдоветь, как принял в качестве утешения любовь Александрины, и перспектива женитьбы на ней заставила его забыть всю свою горестную утрату…»

Идалия Полетика прожила 83 года, пережив и Пушкина, и Наталью Николаевну, и П.П. Ланского, но не Дантеса, жизнь которого уложилась, к удивлению, в те же самые временные рамки – 83 года. (Идалия Полетика умерла в 1890, Дантес – в 1895 году.)

Ненависть и презрение к памяти Пушкина мучили ее всю оставшуюся жизнь. Узнав, что в Одессе, где она доживала свой век, собираются поставить памятник Пушкину (в 1888 году), Идалия Григорьевна кричала, называя его извергом, и обещалась поехать и плюнуть на его статую. Она всегда была на стороне Дантеса, переживая, что поломала его карьеру