Поздний развод - Иегошуа Авраам Бен

– Моя мать? Там? Нет… тот кустарник… там не было таких зарослей. И вообще…

– Но место… больница… она ведь находится неподалеку от моря… по пути к северу…

– То, что мне приснилось… никакого моря там не было, было рядом маленькое озерцо… окруженное горами. Пейзаж, похожий на Швейцарию. Да, я отчетливо помню горы, окружавшие его.

– Тогда это может быть Хайфский залив. Он изогнут плавной дугой, подобно арке. Во сне ты по своим внутренним причинам плавно замкнул… и получил озеро… А?

– Значит, ты полагаешь, что горы на заднем плане – это не что иное, как гряда Кармель?

– Очень может быть.

– Нет. Это не то, что там было. И ты не можешь принудить меня силой, чтобы я с тобой согласился.

– Я и не пытаюсь. Я хочу только одного – пробудить в тебе собственные твои ассоциации.

– Это было сказочное место… могу я в своем сне создать новое место действия?

– Можешь. Но обычно все новое оказывается составлено из старого. С пейзажами – то же самое.

– Хорошо. Пусть это будет именно такой случай.

– Может быть, ты вспомнишь еще какие-нибудь детали?

– Нет.

– А в зарослях… не было никого?

– Нет. Правда, что-то там шевелилось… что-то двигалось. Это было как-то связано с…

– С пожарным шлангом?

– Да.

– А шланг… сам по себе… не напоминает о чем-либо? Что-нибудь означает?

– Боюсь, что нет.

– Какова была первая твоя мысль, когда ты его заметил?

– Ну… не знаю… это был просто пожарный рукав, шланг, который лежал на земле, почти сливаясь с ней. И такого же коричневого цвета, немного более светлого в том месте, где он выползал из зарослей, – это было отчетливо видно в свете заходящего солнца. Вода вытекала из него… а потом струя вдруг иссякла… как если бы кто-то закрутил вентиль… или согнул рукав, перекрыв течение.

– Может – приподняв? Так, что он встал… и вода перестала…

– Ты говоришь – встал?..

– Э-э, брось… не приписывай моим словам то, чего в них нет… я имею в виду, что кто-нибудь, проходя мимо, просто наступил на рукав, и полив прекратился… А учитель… он что-нибудь произнес? Как-то среагировал?

– Нет. Впрочем, я не обращал на него внимания. Сейчас мне кажется, что связано это с тем, что он ожидал, когда из леса ему принесут результат его чертовой ОХОТЫ.

– А что ты почувствовал, увидев, что вода уже больше не течет?

– Я подумал, что там, в кустах, кто-то есть… и что он должен появиться… и тут я проснулся. Я должен был услышать, о чем говорят между собой Рафаэль и мой отец… и о чем Рафаэль умолял кого-то по телефону…

– Давай вернемся немного назад. Пейзаж… горы… озеро… кустарник… что все это вызывало в тебе?

– Полагаю, что об этом сказать мне должен ты. Может быть, это были тоже некие символы. Мне бы это понравилось, да, скорее всего… Нет ли у тебя какой-нибудь книги… пособия… ну, чего-то вроде словаря, который толковал бы язык символов… так, примерно, как ты растолковал мне символы лестниц… и где бы мы нашли соответствующие смыслы кустов, пожарного рукава, заката…

– Боюсь, что все это не так просто. Попробуй ответить сам – только быстро. Какова была твоя первая мысль?

– Если быстро, то первая мысль была совсем никакой… и если медленно – тоже.

– А ты копни здесь поглубже… или ты хочешь спрятаться за своими защитными стенами?

– Спрятаться – от чего?

– Я не знаю. Но чувствую, что истинное значение сна скрыто здесь.

– А мне на самом деле нечего тебе сказать. Голова совершенно пустая. Совершенно. Все это ведь, в конце концов, не больше чем фантазии…

– Нам с тобой не нужны отговорки. Кого мы обманываем? Себя? У нас в руках есть ключ. Я могу только предполагать. Ты пришел ко мне с возникшими у тебя проблемами из-за твоего бессмысленного, я бы сказал, обезвоженного сна, похожего на обглоданную, сухую кость… но теперь ты и сам видишь, что сны разговаривают с нами на своем собственном языке, используя свои способы организации. Если ты можешь еще больше углубиться в них, мы – быть может – узнаем наконец, какое послание они несут нам.

– Мне очень трудно думается под таким нажимом.

– Что ж… тогда давай оставим все до лучших времен.

– Я чувствую такую пустоту… ты досуха выжал из меня все… этот сон… и все в нем… происходило в такой темноте…

– Я думал, что слышал от тебя о ярком свете…

– Светло было только снаружи, возле кустов. А я стоял у окна. В кромешной тьме.

– Хорошо. Оставим это пока. Мы можем вернуться к этому эпизоду в любую минуту. Ты не собираешься проводить своего отца в воскресенье?

– Я? С чего бы это вдруг? Это что, мой сыновний долг? Им же, уверен, будет лучше без меня. А я увижу его этим вечером у сестры за пасхальным седером.

– А твоя мать?

– Она останется в больнице. Что мы можем поделать? Это только в плохих рассказах бывшие супруги после развода проводят первую ночь под одной крышей. Реальность обычно отличается от литературы.

– Оставалась ли она там, у себя, на пасхальный седер в прошлом году?

– Нет. Она всегда проводила его у моей сестры. Кроме самого первого года. После этого мы получили официальное разрешение забирать ее на праздники.

– Разрешение… от кого?

– От больничной администрации.

– Разве она была в то время в такой плохой форме? Я думал…

– Нет. Таковы требования закона.

– Закона?! Как это?

– Таковы были условия соглашения, которые освобождали ее от судебного преследования.

– Не понимаю, что ты несешь?

– Но ведь я тебе уже все рассказал.

– Определенно нет.

– Отец был ранен, и не было никакой возможности скрыть это.

– Все равно – ничего не понимаю. Он вызвал полицию?

– Это сделал я.

– Ты?

– Разве я тебе не рассказывал? Знаешь… меня удивляет, что из всего, мною рассказанного, ты забыл именно это.

– Ну… может быть, мне и в голову не пришло, что полицию вызвал именно ты.

– Мне пришлось. Он лежал на кухне в луже крови… никакой возможности… нельзя было скрыть, что он подвергся нападению… я думал, что он вот-вот умрет…

– Понимаю.

– Они могли повесить это на меня.

– На тебя?

– Они могли сказать все что угодно. И всякий мог в это поверить. Ведь с ними был только я. В то время Аси устраивал свою жизнь, а потому почти не появлялся дома… Он непрерывно сдавал бесчисленные экзамены и ухитрился пройти два курса за один год… Яэль и Кедми перебрались в Хайфу… а здесь все случившееся произошло так быстро… она словно действовала в двух параллельных направлениях – в одном она изображала сумасшествие, в другом – она в самом деле просто спятила, но в общем она умышленно подогревала в себе свойственное ей неистовство… именно так. И все это, взятое вместе… Отец и в самом деле был не на шутку перепуган. Он боялся оставаться с ней наедине и умолял меня быть с ним и никуда не уходить. Он даже платил мне за это, причем столько, что я мог не работать. Он был испуган, но продолжал провоцировать ее, сделав объектом своих шуточек и насмешек, передразнивая ее речь. Если она начинала обсуждать с ним модные песенки и пробовала сама напевать их, он гримасничал, словно обезьяна, тут же подхватывал, перевирая мотив и искажая слова, причем видно было, что он получал от этого процесса явное удовольствие, чего нельзя было сказать о ней. Но он не мог остановиться, похоже было, что он тоже теряет над собой контроль. Его поддразнивания с каждым разом становились все более издевательскими… и так это продолжалось день за днем, пока, испугавшись, он не заперся в собственной комнате на ключ. Но наибольшей насмешкой в их жизни был продолжавшийся из ночи в ночь секс. Уж я-то знал, как это у них происходило: после всех этих сумасшедших выходок они снова и снова оказывались в итоге в общей постели. И это продолжалось до тех пор, пока она не начала приворовывать в магазинах. Но ведь я рассказывал уже тебе об этом, верно?

– Да.

– И о том, как он лишил ее возможности сорить деньгами.

– Да.

– И об этом сумасбродном питании, на которое она нас обрекла, приобретя огромную электрическую мясорубку, в пыль перемалывавшую все, что она запихивала туда… но ведь и об этом я тебе рассказал?