Страшные сказки братьев Гримм: настоящие и неадаптированные - Якоб и Вильгельм Гримм

не оставалась без дела.

Но у старого короля не было для нее работы, и он сказал только:

– Есть у меня маленький мальчишечка, что гусей пасет, вот пусть тому помогает.

Мальчика того звали Кюрдхен, ему-то и должна была настоящая невеста помочь гусей пасти.

Вскоре после того ложная невеста стала говорить молодому королю:

– Милый мой супруг, прошу вас сделать мне маленькое одолжение.

– С удовольствием, – отвечал он.

– Так вот, прикажите позвать живодера и отрубить голову тому коню, на котором я сюда ехала, потому что он мне очень досадил по пути сюда.

Так говорила она нарочно, а собственно-то говоря, опасалась того, что эта лошадь могла бы рассказать, как она обращалась в дороге с королевной.

Дошел и до настоящей королевны слух о том, что верный Фалада должен умереть, и вот она тайно обещала живодеру дать червонец, если тот ей окажет маленькую услугу.

В королевском городе были большие мрачные ворота, через которые она ввечеру и поутру должна была прогонять гусей. Вот под этими воротами она и просила живодера прибить голову Фалады ей на память. Так и пообещал ей живодеров помощник, отрубил верному коню голову и прибил гвоздем под мрачными воротами.

Рано утром, когда она с Кюрдхеном прогоняла гусей под воротами, она сказала мимоходом:

Висишь ты здесь, мой верный Фалада! –

а голова ей отвечала:

А тебе, королевна, гусей гнать надо…

Если б твоя матушка про то дозналась,

Сердце бы ее тогда разорвалось!

Так и прошли они далее за город, и пригнали гусей на пастбище. Придя на лужок, присела она на травку, распустила свою косу, а коса у ней блестела, как золото, и Кюрдхен это увидел, и очень ему понравился блеск ее волос, и он захотел парочку их у королевны из косы вырвать.

Тогда она проговорила:

Дуй, подуй-ка, ветерок,

Сдуй с Кюрдхена колпачок;

Вдаль гони его, прошу,

Пока косу расчешу!

И налетел вдруг такой сильный ветер, что сдул с Кюрдхена его колпачок, погнал его вдаль, и мальчик вынужден был за тем колпачком бежать.

Пока он вернулся, королевна расчесала и прибрала свои волосы, и мальчику не досталось ни одного ее волоска. Тогда мальчик рассердился на нее и не стал с нею говорить; и так пасли они гусей до самого вечера, а затем отправились домой.

На другое утро, проходя под мрачными воротами, королевна сказала:

Висишь ты здесь, мой верный Фалада! –

а Фалада отвечал ей:

А тебе, королевна, гусей гнать надо…

Если б твоя матушка про то дозналась,

Сердце бы ее тогда разорвалось!

А придя на пастбище, села она опять на лужок и опять стала расчесывать свои волосы, и Кюрдхен стал опять за нею бегать и хотел ее ухватить за волосы, но она проговорила:

Дуй, подуй-ка, ветерок,

Сдуй с Кюрдхена колпачок;

Вдаль гони его, прошу,

Пока косу расчешу!

И налетел ветер, и сорвал с головы у мальчика его колпачок, и пришлось ему долго за ним бегать, а когда он вернулся, она уж давно прибрала свои волосы, и он ни одного волоска от нее добыть не мог; и опять они пасли своих гусей до вечера.

Под вечер, однако же, когда они гусей пригнали, Кюрдхен пошел к старому королю и сказал:

– С этой девушкой я не хочу больше гусей пасти.

– А почему бы так? – спросил король.

– Да она мне целый день досаждает.

Старый король стал расспрашивать его, чем она ему досаждает. На это Кюрдхен сказал:

– Утром, когда мы с гусями проходим под мрачными воротами, а там лошадиная голова на стене повешена, она той голове говорит:

Висишь ты здесь, мой верный Фалада! –

а голова ей отвечает:

А тебе, королевна, гусей гнать надо…

Если б твоя матушка про то дозналась,

Сердце бы ее тогда разорвалось!

А затем он рассказал королю, что каждое утро происходит на гусином пастбище и как он должен по ветру гоняться за своей шляпенкой.

Старый король приказал ему на следующий день опять гнать гусей с королевной, а сам спозаранок засел позади мрачных ворот и слышал своими ушами, как она говорила с головой своего Фалады; затем пошел он за нею следом на пастбище и спрятался за куст на лужайке.

Тут вскоре он своими собственными глазами увидел, как Кюрдхен и гусятница пригнали стадо гусей и как она потом села и распустила свои волосы, блестевшие, как золото. Вслед за тем она опять-таки сказала:

Дуй, подуй-ка, ветерок,

Сдуй с Кюрдхена колпачок;

Вдаль гони его, прошу,

Пока косу расчешу!

И опять налетел порыв ветра и унесся с колпачком Кюрдхена вдаль, так что тот должен был за ним долго бегать, а гусятница тем временем преспокойно расчесывала и плела свои косы, и старый король все это наблюдал из своей засады.

Никем не замеченный, вернулся он домой, и, когда вечером гусятница пригнала гусей с пастбища, он отозвал ее в сторону и спросил, почему она все это делает.

– Этого не смею я вам сказать, – отвечала гусятница, – не смею я никому на свое горе пожаловаться, потому что я поклялась об этом молчать, не то придется мне жизнь потерять.

Но король настаивал и продолжал допрашивать – и все же ничего от нее не мог добиться.

– Ну, – сказал он, – если уж ты мне ничего сказать не хочешь, так вот поделись своим горем с этою железною печкой. – Да на том и ушел.

Тогда влезла королевна в железную печь, стала плакать и жаловаться, облегчила свое наболевшее сердце и сказала:

– Вот сижу я здесь, бедная, всеми покинутая! Хотя я королевна по рождению, а коварная камеристка силой заставила меня скинуть мое королевское платье и заняла мое место у жениха, между тем как я стала гусятницей и теперь вынуждена справлять всякую черную работу. Кабы знала то моя матушка, у ней сердце с горя разорвалось бы!

А старый-то король тем временем стоял наверху у самого устья трубы, прислушивался и слышал все, что она говорила.

Выслушав ее, он вернулся опять в ту же комнату и велел ей выйти из печки.

Он приказал одеть ее в королевское платье – и надивиться не мог ее красоте.

Затем позвал король своего сына и открыл ему, что приехала к нему не его невеста, а ее камеристка и что девушка-гусятница есть его настоящая невеста.

Молодой король был радешенек, увидев, какая у него невеста красавица и умница, и по поводу этого открытия затеял большой пир, на который пригласил всех своих друзей и близких.

На первом месте за столом сидел жених, и королевна сидела по одну его руку, а камеристка – по другую и настолько была ослеплена, что не могла узнать королевну в ее блестящем наряде.

Когда все попили, и поели, и повеселели, старый король задал камеристке загадку:

– Чего бы достойна была служанка, которая так-то и так-то обманула свою госпожу?

И затем, изложив перед всеми историю королевны, потребовал, чтобы камеристка сказала, какой приговор следует произнести над такой обманщицей.

Выслушав короля, камеристка сказала:

– Такая обманщица достойна была бы того, чтобы раздеть ее донага, посадить в бочку, убитую гвоздями; а в ту бочку впрячь двух белых коней и на тех конях катить ее по улицам в бочке до самого места казни.

Король же сказал:

– Эта обманщица – ты сама, и произнесла ты свой собственный приговор: над тобой его и исполним.

И когда этот приговор был исполнен, молодой король женился на настоящей королевне, и правили они своим королевством долго и мирно.

Шиповничек

Давным-давно