Пограничье - Надежда Храмушина

третий сундук, размером с чемодан. Все сундуки были в одном стиле, украшены разными выкованными завитками, и на них висели замки.

— Да, богатство у Феломены всё-таки имелось! — Присвистнул Сакатов — Зря ты, Дима, говорил, что у неё только один мешок вещей.

— Меня больше интересует тайная комната, которая никогда не открывалась! — Сказала я.

— Меня теперь тоже! — Поддержал меня Дмитрий Семёнович.

Мы опять вышли в сени, и там, напротив входа с улицы, была ещё одна дверь, низкая, словно входить туда могли только одни дети. Дверь вся почерневшая, и как будто со следами пожара по самому низу. Я еле разглядела на двери ручку. Только я хотела протянуть к ней руку, как раздался удивлённый возглас Дмитрия Семёновича:

— Так она открыта, и открыта таким же способом, каким мы проникли сейчас в дом. Вырвана с корнем скоба.

Он толкнут дверь и зашёл в чуланчик, за ним я, потом раздался глухой стук и вскрик Сакатова: «Ах ты, чёрт!» Дмитрий Семёнович с опозданием предупредил: «Осторожнее, голову берегите, очень низкий створ». Чуланчик был совсем крохотный, примерно полтора метра на полтора, без единого окошка. К боковой стене прибита узкая лавка, на ней стоят какие-то мешки. И в углу на полу лежит книга, раскрытая на середине. Мы всё это собрали и вынесли на крыльцо. Я села на ступеньку и начала рассматривать находки, а Сакатов с Дмитрием Семёновичем пошли проверять сундуки.

Я начала с книги. Обложка грязная, но название можно разглядеть: «Календарь Мазуринского летописца. 2244-лето от сотворения мира». Это что ещё за календарь? И какой такой год написан, до которого нам ещё жить двести с лишним лет! Каждая клеточка календаря была исписана от руки знаками, нанесёнными простым карандашом. И приписано у каждого знака — утро, вечер, день, ночь. Я сразу догадалась, что это знаки заклинаний, и время, когда их надо проводить. Настоящий колдовской календарь. Книга была почти до дыр истёрта от многократного её использования. Я достала свой телефон, где я сфотографировала знак «бусый мечник», и начала искать его в книге. Более-менее похожий знак я нашла шестого января. А Таня пропала третьего октября. Но может это не тот знак. Пролистав книгу до конца, я не нашла ничего такого, что нам бы пригодилось в нашем расследовании.

Я взяла первый мешок, развязала его и заглянула туда. В нём были насыпаны семена подсолнечника, семена пшеницы, ржи, гороха, и мелкие семена, похожие на горчицу. Это что за мешок для Золушки? Я засунула руку до самого дна, помешала семена, но ничего больше там не было. Я отставила мешок и взяла следующий. Он был совсем лёгкий. И не был даже завязан. В нём лежала красивая, но вся пыльная и мятая, расшитая красными нитками, женская рубаха, длинная, до самого пола. Ещё одна рубаха, но уже мужская, вышита такими же нитками и таким же рисунком. Полотенце длинное, вафельное, на нём пятна от масла. И какие-то горошинки, чёрные, крупные. В третьем, последнем мешке, лежали растрескавшиеся глиняные миски, ложки алюминиевые, чёрные от старости, и много деревянных палочек. Да уж, богатство. Зачем это всё было закрывать в тайной комнате? Я встала и прошла в сени, где на лавке лежали такие же мешки, свёртки и посуда. Как и три мешка из тёмного чулана, эти тоже были заполнены различными семенами, тряпками, посудой. Когда я пригляделась к темноте, я заметила, что лавка была сплошь заставлена, кроме одного места, достаточного именно для этих трёх мешков. Всё ясно. Всё, что было ценного, из тайной комнаты уже взяли, а поставили эти мешки, чтобы отвлечь наше внимание.

Сакатов вышел из дома, держа в руках толстую кожаную сумку:

— Смотри Оля, здесь полный колдовской набор. Зеркало, щипцы, огарки свечей, какой-то хвостик, кусок воска, ножницы старинные. Смотри, на них клеймо, какой-то Тюхов сделал, и год -1903. А тут ещё верёвка воском натёртая, а вот сучок от дерева, беличья лапа. Господи, что это в пузырьке плавает? Фу, как противно пахнет. Ещё цепочка какая-то, смотри, вроде тонкая, а такая тяжёлая! Арсенал Феломены.

— Да, вполне возможно. — Я показала ему книгу — Календарь колдовской. Странный какой-то год у календаря — 2244. Это что, календарь из будущего?

Он взял его:

— Не удивляйся. Это исчисление было в России до Петра Первого. Это он, своей волею перечеркнул исконный русский календарь, и вместо 7208 года от сотворения мира, в угоду Европе, поставил 1700 год от Рождества Христова. Вот и думай, зачем мы выкинули пять тысяч лет истории. Знаешь, этот календарь не оригинал, а более поздний список. Видишь, ты читаешь и всё понимаешь, а если бы оригинал был, ты бы ещё на названии запнулась.

— А что там в сундуках?

— Да тряпки одни, скатерти, ткани, одежда. Ничего интересного. Сейчас Дима их обратно в сундуки раскладывает. А на печке у бабки, под вьюшкой знак нарисован. Простым карандашом. Пошли, посмотришь. А что в мешках?

— Винегрет из семян разных. — Я подвинула Сакатову мешок с семенами.

— Так это корм для кур намешан. — Сакатов махнул рукой — Такое не стали бы убирать под замок.

Мы с ним поднялись и пошли в дом. Дмитрий Семёнович старательно утаптывал в сундуки бабкино богатство. В маленькой кухне на столе стояла чёрная дощечка. Я взяла её в руки и пригляделась. Что там было изображено, не разобрать. Но внизу дощечки нарисован светлой жёлтой краской вытянутый овал и от него четыре отростка. Я показала это Дмитрию Семёновичу.

— Да, именно такое и было у Танюшки на шее, красное пятно с тонкими отростками. — Он вопросительно посмотрел на меня и на Сакатова — И что это за знак?

— Предположительно, принадлежность к какому-то ордену колдунов, — подумав, ответил Сакатов — надо будет посмотреть по картотеке. Но может обозначать и что другое, не будем заранее в панику ударяться.

— Да какое там, в панику! — Воскликнул Дмитрий Семёнович — Я уже и так ко всему готов. Чёртова бабка! Знал бы, никогда её к нам не привёз, пусть бы здесь помирала. Ведьма!

Над вьюшкой простым карандашом было нарисовано солнце с лучами, но внизу оно было срезано, и вроде как на подставке.

— Солнце садится? Или встаёт? — Спросила я и сфотографировала его.

— Это было бы солнце, если бы лучи не были словно змеи. — Задумчиво сказал Сакатов.

Я пригляделась. Действительно, лучи были немного волнистые, а на каждом конце луча было некое утолщение. Мы просмотрели всю печку, нет ли ещё каких нарисованных знаков, но больше ничего на ней не было.