Страна Потекших Кисок - Алексей Стацевич

То ли услышав ход его мыслей, то ли почувствовав приближение мужчины, но зубки угрожающе приоткрылись.

Николай замер. Вопросительно посмотрел на демоницу.

— Все нормально. Не обращай внимания и начинай лизать, — на немой вопрос отмахнулась та и усмехнулась: — Самостоятельно клитор найдешь?

Но Грубанова слова Люси не вдохновили:

— Точно не укусит? Не хотелось бы… остаться без носа!

— Если прикусит, значит, ты ей понравился. Играется она так.

Зубки, будто соглашаясь, сделали воинственное «клац-клац!»

— Приятного аппетита, — хмыкнула демонесса, и было непонятно, к кому именно она обращается — то ли к своей вагине, то ли, издеваясь, к Николаю. Который, приблизив свои губы к губкам половым, осторожно провел между ними языком.

Демонесса подалась тазом вперед:

— Давай активнее, убийца богов!

И Николай, стараясь не попасться языком в зубастый капкан, на полную расчехлил свою шершавую «лопату».

Люси застонала и, схватившись за подлокотники, потекла густой прозрачной смазкой.

— Па… аль! Чики! — простонала она. — Введи!

Избранный, скосившись на вновь клацнувшие зубы, раздвинул губки и проник пальцами в обжигающее лоно.

Зубки захлопнулись, глубоко разодрав кожу и разорвав мясо. Николай, чувствуя, как по пальцам начинает сочиться кровь, зашипел от боли.

— Сделай же что-нибудь! — Люцифер издала очередной стон и едва заметно взмахнула рукой. — Трахни меня!

Парочка перенеслась на мягкую широкую кровать — демонесса в одних сапогах лежит на спине с приглашающе распахнутыми ногами, а Николай нависает сверху, ладонями уткнувшись в грудь адской властительницы.

— Входи!

Грубанов напрягся — воспоминания, как «пиздатая челюсть» легко прокусила палец, были слишком свежи…

— Да не откушу, не бойся! — с похотливой улыбкой пообещала демоница. — Входи.

Люцифер хоть и не была прокурором, но мужчина ее словам не поверил. Однако делать было нечего. Ведь, как гласила старая русская пословица: «Назвался самцом — полезай в дырку!»

Встав перед рогато-хвостатой любовницей на колени, он с содроганием ввел «бойца» в «горящий окоп» и сделал пару настороженных движений… и ничего страшного не произошло — зубастая киска сжималась тисками, но только внутри.

Слегка осмелев, Грубанов решил взять максимум из этой неоднозначной ситуации. Взвалив ноги демонессы себе на плечи, он начал наращивать темп и долбить ее с такой остервенелой жестокостью, какой раньше за собой не замечал. А затем, окончательно обнаглев, в такт движениям принялся ладонями лупить партнершу по щекам.

— Да! Сука! Мразь! Трахай! Меня! — после каждого удара выкрикивала Люси, и щеки ее багровели то ли от ударов, то ли от удовольствия. — Ебаное! Животное! О-о! Давай! Бей! Трахай!

Несмотря на боль, что причиняли как слегка сжавшиеся зубки, так и разрывающие спину когти демонессы, Николай мог сказать — процесс ему нравился. Было в этой смеси боли и наслаждения что-то неизведанное. То, что заставляло ритмично двигаться и раз за разом вминать в кровать активно подмахивающую бедрами Люси.

Но соитие на таких скоростях не могло продолжаться слишком долго, и Николай не выдержал накала страстей. Задвигавшись еще быстрее, вбивая демоницу в перины, он зарычал и, туша ее адское пламя, кончил мощной струей.

И обессиленно откинулся на кровать.

— Я. Трахнул. Люцифера… — с ошеломлением пробормотал он. — Просто. Пиздец.

Хвостатая привстала:

— Трахнуть-то трахнул, но мог бы, конечно, и получше постараться. Впрочем, хрен с тобой, это все-таки мой подарок тебе, а не наоборот!

Глава 47

— Что теперь? — продолжая тяжело дышать, поинтересовался Николай. — Что дальше? Отправишь меня… в мой личный ад?

Люцифер ответила не сразу. Полусидя на кровати, откинувшись спиной на подушки, она закурила длинную тонкую сигарету. Пуская колечки дыма к высокому потолку, хитро посмотрела на избранного:

— Твой личный ад? Хм. Звучит, конечно, любопытно… Но нет. Твой срок еще не пришел, ты здесь не навсегда. Считай, что находишься у меня в гостях!

«В гостях? А обещание перерезать всех эльфиек, если я не приду… это было такое оригинальное приглашение⁈» — про себя возмутился он, но виду не подал.

— Хотя, убийца богов, небольшой личный ад я тебе все же устрою… Не будь я Люцифером!

Демонесса щелкнула пальцами, и обнаженная парочка переместились к уже знакомому стулу, на котором чуть ранее восседала адская владыка. Только на этот раз на стуле сидел сам Грубанов. Привязанный к стулу Грубанов.

— Что происходит? — он тщетно дернул руками, но веревки держали крепко. — Эй! Отпусти!

— Это для того, чтобы ты спокойно посмотрел свою личную «премьеру» и не дергался.

— Премьеру?

— Ага. У меня для тебя особое кино!

С этими словами Люся в который раз взмахнула кнутом, и материя пространства перед Николаем вновь обрушилась на пол твердыми и тяжелыми ошметками. На месте невидимой «стены» возникла любопытная картина.

Больничная палата. Белый потолок, зеленые стены. Единственная койка посередине. На койке лежит забинтованный с ног до макушки человек. Возле него, на табуретке, сидит девушка. Чуть поодаль, возле двери, два мужских силуэта.

Грубанов прищурился, безуспешно стараясь разглядеть находящихся в палате, но картинка была мутная и расфокусированная. Смазанные фигуры, неясные лица… Но вот невидимый оператор крутанул колесико резкости… и Николай вздрогнул.

Возле двери палаты, активно жестикулируя, вполголоса переругивались профессор Наебуллин и Петя Пидоренко.

— Это все из-за вас! Из-за вашей халатности и безответственности! — тыкая пальцем в грудь деда, шипел претензии Петька.

— Из-за меня⁈ Моей халатности⁈ Моей безответственности⁈ — в несогласии пучил глаза профессор. — Да если бы ты, гомик сраный, не опоздал, то, глядишь, его бы здесь и не было! Капсула изначально была под тебя настроена, под твой вес, габариты и…

— Кто гомик⁈ Я гомик⁈ — взревел Пидоренко и, схватив Наебуллина за горло, приподнял его и прижал к стене. — Да, я гомик! Но лучше быть гомосексуалистом, чем гетеросексуальным пидарасом!

Еще раз шмякнув профессора об стену, Пидоренко вышел из палаты. Возмущенный дед, тряся руками и что-то угрожающе приговаривая, проследовал за ним.

В палате остались девушка и пациент…

«Камера» сделала рывок, оказавшись в ногах перебинтованного человека, и Грубанов с трудом узнал в обгоревшем теле… самого себя, лежащего без сознания!

А рядом, гладя его по руке, сидела Мила Вагина.

— Бедный Николай Юррич, — мило картавя, приговаривала она. — Рродненький, очнитесь, а?

Но Грубанов лежал неподвижно.

Мила оглянулась на дверь. Никого там не увидев, наклонилась к уху мужчины и зашептала:

— Я где-то читала, что если с человеком в