Хроники особого отдела - Александр Игнатьев

***

Август-месяц уже не радовал птичьим гомоном. Пернатые родители обучали детей жизни, забыв про свою любовь, и в лесу стояла живая свежая тишина. Нарушать её не хотелось…

Генерал тяжело вздохнул:

– Объясняй-ка! Что значит хорошее копьё? И где этот самый ключ?

Осуждающие явное легкомыслие подчинённого нотки резко контрастировали с его бодрым тоном.

Шезлонг заскрипел, освобождаясь от ноши.

– Пойдём чай пить, – пригласил в дом Ян.

Они прошли через гостиную в маленький кабинет, уютно расположившийся в самом углу дома.

Первым, что увидел Рашид Ибрагимович, был стол, который стоял в самом центре помещения, на немыслимо ярком, похожем на поляну, ковре. Вместо привычных четырёх, он имел одну – но толстую(!) ногу, в виде грозного дракона, с торчащими из пасти клыками. Знакомый такой стол... на нём лежало два предмета.

– Вот, смотри, – начал хозяин кабинета. – Два копья. Одно, (Ян взял в руки короткое, толстое, с широким листовидным наконечником), подарочное. Его демонстрируют людям. Оно блестящее, почти золотое и, хотя никак не может быть оружием, в него верят. Второе – узкое, тяжёлое, побывавшее в руках воинов. Живое. Намоленная вещь. Им освящают миро. Им клянутся. Его считают святым. Им убивали – и им благословляют. Оно, возможно, прервало чьи-то муки. Поэтому совершенно не имеет значения, кто был казнён на зловещем кресте. Главное, что в это поверили миллионы.

Начальник Особого отдела закончил пылкую речь и скептически посмотрел на стоящее рядом начальство. И вздохнул. Его явно не понимали.

– Мы ищем предмет, при помощи которого можно завести старый реактор, – обиженно буркнул он. – А это просто вещи. Атрибуты веры в Нового Бога.

Рашид Ибрагимович смотрел на стол. Он знал его. Но откуда? И почему не может вспомнить…

– Откуда ты берёшь всю эту мебель? – рассердился на свою память генерал.

– Ему про копья Лонгина, а он про драконий стол. Смотри-ка, недаром ты в Отделе начальником столько лет! Увидел! Живая вещь, – восхищённо хмыкнул хозяин кабинета. – А вот не скажу! Сам вспомнишь. А раз уж мы здесь вдвоём, то садись и слушай.

…Огромный гулкий, размером с грандиозный ангар, подземный зал. Его потолок, вознёсшийся на головокружительную высоту, поддерживается гранитными колоннами ионического ордера. Вдоль стен выстроились ярусами полки. В середине стоят тяжёлые дубовые шкафы. Где-то в глубине прячется на возвышении трон. Кое-где стены украшены лабиринтом древних символов. Между шкафами, у ярусных полок и вокруг колонн, стоят массивные скамьи, обтянутые бычьей кожей.

В этом месте умирают тайны. Это Святое Хранилище. Сердце и мозг самого крошечного государства.

Единственное место в мире, в котором единицы призванных знают Истину. В этом месте, в котором остановилось время, история не врёт. Она настоящая. Если вообще применимо к течению эпох такое выражение. Известно, что история пишется победителями. Побеждённые всегда молчат. Но в стенах Ватикана умеют молчать и те, и другие. Полковник не любитель частого посещения Цитадели Нагов. Но только у них хранится единственная из оставшихся копий.

Ян смолк, и комнату заполнила тишина. Генерал пытался осознать то, что ему рассказал самый скрытный из его подчинённых… несколько минут люди слышали только гул насекомых из открытого окна. А потом перед собеседниками повисла любознательная полупрозрачная вуаль, которая, шевеля меховыми ушами, самым бессовестным образом попыталась подслушать дальше.

– Ну-ка! Кыш отсюда, паразит, – прикрикнул Рашид Ибрагимович на наглое потустороннее животное.

Ян удивлённо поднял бровь.

– Ну, генерал, ты даёшь! Увидел!

– С вами либо с ума сойдёшь, либо привыкнешь к висячим галлюцинациям, – вздохнул Худояров и вздрогнул, вспомнив, при каких обстоятельствах он видел этот стол.

– А твой немец-то как? – поинтересовался он.

– Влюблён. Вздыхает, – только и махнул рукой хозяин кабинета...

***

На самом деле в этот момент Бернагард экстренно пытался систематизировать привезённые и сваленные ему прошлым вечером документы. Те, большой неопрятной кучей, громоздились на столе и кровати, оккупировали подоконники и требовали срочной разборки. Вчера за обедом «товарищ полковник», наконец, соизволил объяснить группе цели и задачи предстоящей операции – весьма и весьма непростые.

Поэтому вольнонаёмный Кесслеров, проведя бессонную ночь, и, чертыхаясь одновременно на русском и немецком языках, пробовал теперь, хотя бы поверхностно, ознакомиться с историей вопроса.

Выходило плохо.

Порывшись в информационных сводках, он уяснил следующее:

На святом престоле царил Эудженио Мария Джузеппе Джованни Пачелли, единственный в истории Ватикана Папа, избранный из Государственных секретарей. Этот роскошный подарок судьба преподнесла ему как раз ко дню рождения, 3 марта 1939 года. Папа Пий XII, вступив тощими ногами на Святой Престол за шесть месяцев до мирового катаклизма, тихо и спокойно просидел на троне все годы войны.

Не осудив оккупацию Польши в 1939, закрыв глаза на Холокост, Его Святость из всех событий и людей поинтересовался лишь судьбой дивизии СС «Галичина», и даже ухитрился спасти сих доблестных воинов от депортации в Советский Союз.

Ни разу не выступив против нацизма, считая любые речи, направленные католическим миром против режима Муссолини и гитлеровской агрессии «взрывоопасными», «миролюбивый раб рабов Божьих» неоднократно осуждал коммунистическую идеологию, называя её «тоталитарной и противоречащей здравому смыслу». «Папа Гитлера», – называли его итальянцы.

Борис, с интересом и удивлением, прочитал документ №235716, из которого следовало, что именно Пий XII в 1944 году являлся прямым переговорщиком о сепаратном мире между Черчиллем и заговорщиками в вермахте под руководством генерал-полковника Бека.

Пожалуй, единственным осуждаемым им деянием национал-социалистов был девиз, выбитый на пряжках фирменных ремней: «Gott mit uns», (С нами Бог).

Интересно, что больше родного итальянского, Папа любил немецкий язык, и на аудиенциях преимущественно разговаривал на нём. Его личными секретарями были немцы-иезуиты Гентрих и Лейбер, советником Каас. В доме всем заправляла монахиня-немка Паскуалина.

Бернагард перекинул со стола на диван последний листок, снял очки и задумался.

***

После отъезда генерала, Ян изловил планировавшего пойти на пруд с удочкой Илью. Богатырь, при любом удобном случае, старался удрать на рыбалку и, поймав пару пескарей, всегда гордился этим событием так, будто лично приносил к обеду саженного осетра. К его удивлению, нынче Ян собрался с ним. Осознав, что рыбалка пропала, Илья загрустил и уныло отправился за второй, запасной снастью.

Мужчины неторопливо прошли берёзовую рощицу и вышли на поле у старой церкви. Ян, как кузнечик, перепрыгивая ветки и камни, крутил головой, любуясь непонятными для других красотами: старым, давно засохшим у обочины дубом, вросшим в землю камнем со старого кладбища и большой лужей, глубокой, илистой, с неприветливой жабой, царственно восседавшей на поросшей придорожным