Обычная магия-4 - Андрей Волковский

глазом и сделала несколько шагов в сторону видящего. Встала лицом к лицу. Красивая, румяная, ни грамма макияжа на гладкой нежной коже.

— Не двигайся, — почти пропела она мелодичным голосом. — А не то тебя застрелят.

Поскольку Руслан стоял столбом, то девушка, видимо, обращалась к Бьёрну. Потом переключилась на его ученика.

— Об этом они не говорили, — она протянула руку к его лицу, будто хотела коснуться сияющего глаза.

Передумала. Опустила руку и спросила:

— Помнишь Алю и Женю?

Руслан нахмурился, честно пытаясь припомнить кого-нибудь с такими именами. Потом покачал головой. Глаз болел всё сильнее, но рядом с Радомирой эта боль не имела значения.

— Что, так много детей осиротили, что уже и имён не упомнить? — нахмурилась девушка. — Или вам вообще всё равно⁈

— Ты о чём, красавица? — спросил откуда-то сбоку Бьёрн.

— Ты тоже не помнишь? — чуть повернула голову девушка. — Да, без таких бессердечных мир точно станет лучше и чище!

Левый глаз уже не просто болел, а горел болью. До Руслана наконец начало доходить: эта красивая девушка в длинном платье желает им зла. Желает смерти.

— Как вам по ночам спится, монстры? — зло спросила она.

— Когда как, — хрипло отозвался Руслан. — Кто ты?

— Не твоё дело! Вспоминай Алю и Женю! И их маму, которую они из-за вас никогда не увидят!

Мама и двое детей. Фото с двумя девочками на чужой стене. Красивая женщина, которая повезла их топиться. Ундина халь. Синявка.

— Вспомнил, — кивнула девушка. — Хорошо. А ты?

— Больше информации подкинь, красавица, — отозвался Бьёрн.

— Это дочки ундины, — сказал Руслан. — Помнишь, дело в Садах в позапрошлом году?

— А, помню. Лёха, ты же тоже там был? Иди сюда. Чего стоишь там, как неродной?

Бабушкин, не опуская оружия, сделал пару шагов в сторону Бьёрна, но Радомира крикнула:

— Стой! — и лейтенант замер с поднятой ногой. — Встань нормально. Вот так.

Девушка отошла от Руслана и сказала Бьёрну:

— Не смей с ним разговаривать! Вообще не смей говорить! Этот хоть чуть-чуть раскаивается, а ты нет!

— Синявка хотела нас убить, — негромко проговорил наставник.

— Нет! Она хотела защититься! Спасти себя и своих детей!

Когда Радомира кричит, вокруг неё сгущается ночь, а её волосы, кажется, шевелятся от ветра, которого нет. Это жутко. Это прекрасно.

Левый глаз болел так, что Руслан уже не мог им видеть. Наверное, это значит, что скоро им конец.

— Она хотела спасти детей! Хотела быть с ними! А вы всё испортили! Вы всё испортили! Убей их! Сделай мир лучше и чище!

От боли в левом глазу и виске потемнело в глазах.

Прогремел выстрел.

На секунду всё тело онемело, скованное страхом смерти. Но тут же пришло осознание: вроде бы цел. Бьёрн?

Наставник катался по грязной земле и остаткам снега, сцепившись с Бабушкиным.

Где девчонка⁈

Руслан развернулся.

Радомира была совсем рядом. Слишком близко.

— Без них обоих мир будет лучше и чище, — шепнула она, почти прижавшись к Руслану.

Её лицо светилось в темноте, глаза излучали тепло и доброту. Её слова казались такими правильными.

— Нельзя сиротить детей, — продолжала Радомира. — Нельзя, чтобы девочки плакали, потому что больше никогда не увидят маму.

Руслан завороженно кивнул. Она права: так нельзя. И плевать, что в левом глазу проворачивается раскалённая игла. Так — нельзя.

— Мы сделаем мир чище. Ты не представляешь, что подонки делают с детьми, с их мамами, сёстрами и друзьями. Особенно если дети — другие.

Руслан снова кивнул. Она права.

— Пойдём со мной. Сделаем мир чище. Ты лучше его. Ты мне поможешь.

Радомира протянула руку — и Руслану на секунду захотелось взять её хрупкую ладонь. Пойти с ней творить справедливость. Наказывать мерзавцев, способных оставить ребёнка без матери, надругаться над девушкой или изувечить чужака просто потому, что он отличается. В мире Радомиры всё так просто. Так чисто.

— Идём!

И неважно, что рядом наставник пытается то ли убить, то ли не убивать старого друга. Ведь все они виноваты в том, что синявка не увидит своих детей. В том, что маленькие девочки плачут от одиночества, ища утешения у такой же чужой, как они сами, девчонки.

Руслан с трудом закрыл правый глаз. Левый ничего не видел от обжигающей боли. Лишь слабое свечение на месте Радомиры.

— Вырви его, — прошептала девушка. — Вырви неправильный глаз. Тот, который мешает очищать мир.

Нет. Так нельзя. У Лёхи ведь тоже есть мама или жена. Кто-то ждёт лейтенанта домой. А Бьёрна далеко в родном городе ждёт дедушка.

И никто из них не желал ундине зла.

Так нельзя. Но…

Снова грянул выстрел.

Глаза Радомиры распахнулись, став нечеловечески огромными на бледном лице. Девушка пошатнулась и рухнула под ноги Руслану. Светлое платье на груди стало красным.

Надо бы проверить пульс. Надо убедиться, что ей можно помочь. Но никак не заставить себя наклониться.

— Ты как, ученик? — чужим голосом спросил наставник.

Руслан с трудом отвёл взгляд от мёртвой девушки и повернул голову к Бьёрну.

Наставник был страшен. Его лицо испачкано кровью. В левой руке, опущенной вдоль тела, — пистолет.

Рядом с Бьёрном неподвижно лежал Бабушкин.

— Л… Лёха… он — заплетающимся языком попытался спросить Руслан.

— Живой. Ты как?

Руслан кивнул, чувствуя, как чудовищное напряжение последних минут начинает отпускать, «награждая» тело ломотой и дрожью.

Руки тряслись так, что он никак не мог вызвать спецотдел. Когда ему наконец ответили, он сказал тусклым, как будто не своим голосом:

— Приезжайте. Тут мёртвая девушка. Кажется, одержимая. И раненый полицейский.

Объяснил, куда ехать.

«Спецы» приехали через полчаса.

Бабушкина увезли в больницу. Бьёрна хотели отправить в больницу на другой скорой, но он не давался. Тогда ему что-то вкололи и всё равно увезли. Правда, не медики, а «спецы».

Руслана тоже забрали в местную штабквартиру спецотдела. Там он заявил, что ни слова не скажет, пока ему не объяснят, кто эта девушка и что с Бьёрном.

Его продержали в тесном кабинетике четыре часа. Пытались расспрашивать, но он опустил голову на сложенные на столе руки и впал в тупое оцепенение.

Через четыре часа в тесный кабинетик зашёл Антон Иваныч. Уставший, помятый, тяжело опирающийся на трость.

Вздохнул, глядя на подскочившего со стула Руслана. Поздоровался и сказал:

— Весь в учителя. Ладно,