Страшные сказки братьев Гримм: настоящие и неадаптированные - Якоб и Вильгельм Гримм

работой и шила рубашечки, не обращая внимания ни на что другое.

В следующий раз, когда она снова родила красавца-мальчика, лукавая старуха опять пустила в ход подобный же обман, однако же король не решился поверить ее клевете на королеву.

Он сказал:

– Она слишком добра и богобоязненна, чтобы совершить что-нибудь подобное; не будь она нема, она сумела бы сама себя защитить, и ее невинность, конечно, тотчас же обнаружилась бы.

Когда же старуха и в третий раз похитила новорожденного ребенка и взвела на королеву то же обвинение (а та ни слова не могла сказать в свое оправдание), то король уже не мог защитить жену и должен был предать ее суду, который и приговорил сжечь ее на костре.

Вот и наступил день исполнения приговора, наступил в то же время и последний день тех шести лет, в течение которых она не смела ни смеяться, ни говорить, – и таким образом ее милые братья были уже избавлены ею от заклятья.

И шесть рубашечек из цветков астры были также изготовлены; только у последней не хватало левого рукавчика.

Когда ее повели на костер, она сложила все рубашечки на руку; а когда уж она была на костре и костер уже собирались зажигать, то она оглянулась кругом и увидела, что к ней летят шесть лебедей. Тут она убедилась, что и ее избавление близко, и сердце ее затрепетало от радости.

Лебеди закружились около нее и спустились настолько низко, что она могла им перебросить рубашечки; и едва только те рубашечки их коснулись, лебединые шкурки с них свалились, ее братцы стали перед нею, молодец к молодцу, живехоньки и здоровехоньки; только у самого младшего не хватало левой руки, а вместо нее осталось лебединое крыло за спиною.

Целовались-миловались братцы с сестрицею, а потом королева подошла к королю, который был всем случившимся изумлен, и сказала ему:

– Дорогой супруг! Теперь я смею говорить и могу открыть тебе, что я невинна и обвинена не право.

И она сообщила об обманах старой свекрови, которая похитила и скрыла ее троих деток.

Дети, к великой радости короля, были разысканы и возвращены, а злая свекровь в наказание привязана на тот же костер и сожжена.

Король же с королевою и ее шестерыми братьями еще долгие годы жили в мире и счастье.

Братец и сестрица

Братец взял сестрицу за руку и сказал:

– С той поры, как матушка скончалась, нет у нас ни на час радости; мачеха бьет нас каждый день, а когда мы к ней приходим, она нас гонит от себя пинками прочь. Кормит она нас одними оставшимися от стола черствыми корками, и собачонке под столом живется куда лучше: той все же хоть изредка она швырнет лакомый кусочек. Боже сохрани, кабы наша матушка об этом знала! Пойдем, станем вместе бродить по белу свету.

И пошли, и шли целый день по лугам, по полям и камням, и, когда шел дождь, сестричка приговаривала:

– И небо, и сердца наши заодно плачут!

Вечером пришли они в большой лес и были так утомлены своею скорбью, голодом и дальним путем, что забрались в дупло дерева и уснули.

На другое утро, когда они проснулись, солнце стояло уже высоко на небе и горячо пригревало дупло. Тогда братец сказал:

– Сестрица, мне пить хочется, и, если бы я знал тут поблизости ключик, я бы сейчас туда сбегал и напился; мне кажется, я тут слышал журчание поблизости.

Он встал, взял сестрицу за руку, и они пошли разыскивать ключик. А злая мачеха их была ведьма и видела, как дети ушли из дому, и сама невидимой, как все ведьмы, прокралась за ними следом и все ключи в лесу заколдовала.

Вот и нашли они ключик, который так и блестел, попрыгивая на каменьях, и братец хотел уж из него напиться; однако же сестрица прослышала, как ключик среди плеска журчал:

– Кто из меня изопьет водицы, в тигра обратится! Кто из меня изопьет водицы, в тигра обратится!

Тогда сестрица воскликнула:

– Прошу тебя, братец, не пей, не то оборотишься лютым зверем и меня растерзаешь.

Братец не стал пить, хотя и мучила его невыносимая жажда, и сказал:

– Я подожду до ближайшего источника.

Когда они пришли ко второму ключику, сестрица и в том среди журчанья выслушала:

– Кто из меня воды напьется, волком обернется; кто из меня воды напьется, волком обернется.

И крикнула сестрица братцу:

– Братец, прошу тебя, не пей, не то обернешься волком и съешь меня.

Не стал пить братец и сказал:

– Я обожду до ближайшего источника, но там уж напьюсь непременно, что бы ты там ни говорила: жажда моя слишком невыносима.

Вот пришли они и к третьему источнику, и сестрица услыхала, как он среди плеска журчал:

– Кто из меня напьется, диким козликом обернется; кто из меня напьется, диким козликом обернется.

Сестрица сказала:

– Ах, братец, прошу тебя, не пей, не то диким козликом обернешься, убежишь от меня.

Но братец уже бросился к ключу, нагнулся к нему и хлебнул водицы, и чуть только первая капля ее попала ему на губы – он уже очутился у ключа диким козликом.

Поплакала сестрица над околдованным братцем, и козлик поплакал тоже и сидел около нее грустный, унылый. Наконец сестрица сказала:

– Не печалься, милый козлик, я тебя никогда не покину.

Тогда отвязала она свою золоченую подвязку и навязала ее козлику на шею; потом нарвала ситовнику и сплела из него мягкий шнурок. На этот шнурок привязала она козлика и повела его далее – и все шла и шла в глубь леса. И вот после долгого-долгого перехода они пришли наконец к маленькому домику, и сестрица в него заглянула; домик оказался пуст, и она подумала: «Здесь можем мы остаться и поселиться».

Тогда набрала она листвы и мха на мягкую постель для козлика и каждое утро выходила из дома и собирала для себя корешки, ягоды и орехи, а для козлика приносила нежной травки, которую тот ел у нее из рук и был доволен, и играл возле нее.

Вечерком, поутомившись, сестричка, бывало, помолится, положит голову козлику на спину, словно на подушечку, да так и уснет. И если бы только у братца был его прежний, человеческий, образ, им бы жилось отлично.

Так и жили они некоторое время одни-одинешеньки в глуши.

Случилось, однако же, так, что король той страны затеял в том лесу большую охоту.

Раздались повсюду звуки рогов, лай собак, веселые крики охотников далеко разнеслись по лесу, и козлик слышал все это и очень хотелось ему при этом быть.

– Ах, – сказал он сестрице, – выпусти ты меня посмотреть на охоту. Не сидится мне здесь на месте! – И упрашивал ее до тех пор, пока она не отпустила.

– Только смотри, – сказала она ему, – вечером возвращайся ко мне, ведь я от этих злых охотников должна буду запереться; а чтобы я тебя узнала, так постучись да скажи: «Сестричка, впусти меня», и если ты так не скажешь, то и дверки моей не отворю тебе.

Вот и выскочил козлик из дома, и было ему так хорошо, так весело на свежем воздухе! Король и слуги приметили красивое животное и пустились было за ним в погоню, да никак не могли поймать, и, когда уже думали, что вот-вот он у них в руках, тот прыгнул через куст и исчез.

Чуть стемнело, он прибежал к домику, постучался и сказал:

– Сестричка, впусти меня.

Тогда была ему отворена маленькая дверка, он впрыгнул в дом и целую ночь отдыхал на своем маленьком ложе.

На другое утро охота продолжалась снова, и, когда козленочек заслышал звук рогов и порсканье егерей, он опять стал тревожиться и сказал:

– Сестричка, отопри мне, выпусти меня.

Сестричка отперла дверь и сказала:

– Только вечером приходи непременно и не забудь своих словечек.

Когда король и его егеря опять увидели козлика с золотым ожерелком, все они бросились за ним в погоню, но он оказался необычайно быстроногим и проворным.

Целый день они за ним гонялись; наконец под вечер окружили его, и один из егерей поранил его немного в ногу, так что он захромал и побежал уж не так быстро.

Тогда за ним следом прокрался один из егерей до самого домика и слышал, как козлик