На страже Империи. Том 2 - Валентин Якимов

— Я человек. — не стал томить ученого я. — Обитатель Земли, центрального мира. Тебе ведь это о чем-то говорит?

Панцирь Искателя прерывисто защелкал, челюсти зашуршали. Эти существа не умеют скрывать эмоций — таковыми их селекционировали Господа, у которых с чтением чувств сухопутных всегда было плохо. Этот Искатель явно восторженно-задумчив. Сухопутные Ириата, не желавшие жить под пятой всевластных Господ, нередко становились в прошлом моими союзниками в войнах. Так что что-то я в их мимике понимаю.

Остальные слушали нашу беседу затаив дыхание, то и дело с любопытством озираясь по сторонам. Взгляды их падали на один причудливый предмет мебели за другим.

— Говорит. — удовлетворенно кивнул я. — Мы пришли с миром и не знали, куда именно попадем, Искатель. Кто ты и что ты можешь нам сказать?

Стандартная формула общего вопроса в этом мире. Местные Господа приучили своих рабов отвечать на этот вопрос все, что посчитаешь важным сказать. Им так удобней жить.

— Мое имя — Ион вир-Ильмин, люди. Я всю жизнь учился и работал профессором эфироплавания. Изучал внутримировую и межмировую навигацию. Последнюю, впрочем, лишь в теории. Сейчас на заслуженном отдыхе — занимаюсь починкой различных приборов для тех, кому это нужно. Я мирный сухопутный, а наш мир во главе с ужасным и всемогущим Левиафаном не вступил в военный союз с остальными Аспектами. У вас нет причин нападать на меня. Но знайте — нападение на имущество кого-либо из Господ карается смертью через расчленение заживо.

— Имущество? — приподнял я бровь. — Раньше вы, кажется, звались подданными? А то и вассалами. Что-то изменилось к худшему?

Ион, явно слегка расслабившись, подполз к стене и улегся в вылезшее из нее мягкое ложе. Его черное перекатывающееся тело заполнило коралловую цветную чашу, а верхняя половина — округлый твердый торс и четыре конечности — наполовину «потонули» в мягкой губке, обволакивающей тело как пена.

— Я, как человек науки, пусть и технической, а не общественной, польщен твоими познаниями в тонкостях нашей древней истории. Может, конечно, для бессмертных Господ, духов глубин и других порождений древних сил, имущественная реформа — совсем недавнее событие. Но вообще-то с нее прошло чуть больше двух тысяч земных лет, а мне, смею заметить, всего четыре сотни. Я еще довольно молод.

— Черт, да что ж каждый слизняк живет в десять раз дольше человека! Сколько мы таких уже встретили⁈ — недовольно пробормотала Маша. Ого, не ожидал от нее такого внимания к срокам жизни. Видимо, сказывается отцовская страсть к поиску бессмертия.

— И что? — спросил я. — С тех пор вы из подданных стали даже не рабами, а имуществом? А что так?

— Ты говоришь эти слова с презрением, человек. — прощелкал профессор. — Это грубо, и вообще в нашем языке нет презрительных интонаций. Это звучит очень чужеродно и нелепо. Мы позволяем жизни быть такой, какой она является, а значит в нас нет места презрению к тому, что существует.

— Да-да, Искатель. Я помню эти ваши рабские штучки. Никого не презирать, никого не судить, не осуждать, не сравнивать друг с другом. Жить и давать жить другим, принимать безропотно любую мерзость. Я знаю. Но я не раб и не вещь, так что еще разок попробую привнести господские интонации в ваш рабский язык.

Ион задвигал всеми четырьмя руками, щелкая друг о друга локтевыми сгибами. Огорчен — но, похоже, не сильно. Все-таки их с рождения учат не осуждать. Чтобы не смели критически даже взглянуть на Господ.

— Ну так чего там с реформой? — вновь задал я вопрос.

— Да, реформа. Благословенные в своей неизбывной мудрости Глубинные, чей взор пронзает толщу вод и не бывает оскорблен беспощадным светилом, две с небольшим тысячи лет назад повелели, в своей великой заботе о подданных, избавить их, то есть нас, от ненужных рудиментов дикой, варварской, жизни. Так были усечены ненужные вещи — свобода передвижения для тех, кто занят делом, свобода бракосочетаний и размножений, свобода совести и слова, а также вероисповедания, которое и без того всегда было едино, собраний и наследования. С тех пор мы, сухопутные, избавлены наконец от праздных, развращающих и явно излишних любому честному созданию возможностей, а вектор нашей маленькой жизни выстраивают великие и древние. Такова, если кратко, суть этой благословенной реформы. Так как по ее итогам мы стали иметь с неодушевленными вещами больше юридических сходств, чем различий, разумным и логичным стало объединить нас с имуществом в общую категорию. Господа, а особенно величайшие из Глубинных, всегда были склонны к строгости суждений и дальновидности поступков…

Уже после первой трети этой пространной щелкающе-каркающей тирады, я сидел со все расширяющейся улыбкой. Но Ион этого не видел, ведь наблюдал я не за ним, а за своими спутниками. Их физиономии надо было видеть! Незабываемая смесь удивления, брезгливости, неверия в возможность подобного и… нет, заинтересованности такими порядками я не увидел даже у Шувалова. Это радует.

— Ты произнес очень мудрую и почтительную речь, профессор Ион вир-Ильмин. — с легким кивком выдавил из себя я. Соблюдать приличия пока было необходимо. — Ты видишь, что мы не враги. Разрешишь ли ты мне приблизиться к тебе дабы кое-что продемонстрировать?

Чуть поколебавшись, пощелкав задумчиво боками, престарелый эфироплаватель утвердительно кивнул. Времени объяснять что-то спутникам нет, да и пока делать это вслух опасно, так что я молча отделился от группы, направившись к профессору.

Как только приблизился к нему на достаточное расстояние, и нас отделяло лишь полтора метра, я резко направил поток силы в его сторону, на ходу выворачивая ману наизнанку. Создавая антиману, как тогда, при поимке Виктора.

Сфера Антимагии. На этот раз я сотворил ее бесшумно. Она накрыла Искателя целиком. Несмотря на свой несуразный вид, он является магом — и отнюдь не школяром чародейства. Но сопротивляться Ион и не думал.

— Ну что, работает? — с интересом спросил я, чувствуя, как сфера искажается, заглушая волны ментальной силы, пронизывающие в этом мире буквально все пространство. Не стоит думать, что раз Ириат — мир Воды, то и Аспектом здесь владеют лишь одним.

Ион неторопливо вывалился из ложа, вновь врезавшегося в мягкую стену. Пощелкал конечностями в неуверенности. А затем твердо и ясно произнес:

— Ну вот, человек. Ты куда умней, чем кажешься. Рад, что ты способен подавлять всевидящий взор Глубинных, но времени у тебя совсем мало. Что тебе