Пожарский 4 - Ольга Войлошникова

Дмитрий Пожарский. Дмитрий Михайлович Пожарский, и могу в том поклясться любыми приемлемыми клятвами. Но принимая во внимание все обстоятельства… я не та личность, которую вы имели в виду, задавая свой вопрос.

Она слегка сощурилась:

— И кто же вы?

— Я же сказал: Дмитрий Пожарский. И вы, Аристина Ярославовна, должны бы видеть, что я не лгу. Или Магическая школа деградировала до такой степени, что высшие маги и на это неспособны?

Аристина ахнула, прикрыв ладошкой рот:

— Но ведь это невозможно…

— Ярена встанет, узнаете у неё, возможно или нет. Она должна узнать отпечаток моей ауры. Некогда мы были… довольно близки.

21. О ЧЕМ ГОВОРЯТ АРХИМАГИ

ИСТИННЫЕ ЛИЦА

Пару дней мы не касались этой темы, после чего они пришли вчетвером и засыпали меня вопросами.

— А почему вы спрашиваете только меня? Почему не Змея? Не Кощея?

— Ой, к Кощею Бессмертному я вовсе не знаю, как подступиться, — пробормотала Юля. — Хотя у меня столько вопросов…

— Значит, так. Сегодня объявляется вечер ответов на вопросы. Я приглашу своих друзей, и мы поговорим. Это будет правильно хотя бы потому, что в надвигающейся буре я хочу быть уверенным в вас. А вы имеете справедливое право знать, кому вверяете свои жизни.

И мы поговорили. Но сперва я открылся Пахому. Старый дядька горько плакал и скорбел об ушедшем Дмитрии. Пожалуй, единственный, кто искренне помнил именно о нём.

— Как же мне называть тебя теперь, господин князь? — спросил он, вытирая мокрые щёки. — По имени отчеству аль «ваша светлость»?

— Ты меня, дядь, не обижай. Зови меня, как прежде, Митькой. Ты да Стеша — близкие мои, родные люди, были мне семьёй, семьёй и останетесь!

— Неловко, — Пахом покачал головой. — Ты уж меня прости, быть тебе Дмитрий Михалычем. Помер Митька-то. Ушёл, душа неприкаянная…

От этих слов так тяжко стало, словно кто-то подлый отнял у меня и детей и всех внуков разом. Я открыл шкафчик, достал крепкого вина.

— Давай-ка, дед, помянем наших. И Митьку, и родителя его, и всех до самого начала рода. Внуков я не видел, на коленях не качал. Я ж в Разлом уходил, у меня двое деток оставались. Доченька как Стешка, а сын и вовсе маленький. Вот он я сижу, а их уж сколько столетий нет. Поди, и имён никто не вспомнит.

Пахом подвинул к себе стаканчик, бессознательно огладил его стенки…

— А расскажи мне о них, Дмитрий Михалыч. А я тебе про Митьку расскажу. Вот и будет нас двое, кто помнит-то.

ТУТ ПОЛУЧШЕ

После встречи, устроенной для моих домочадцев с моими же старыми приятелями, я собрался с духом и пошёл к Ярене. Она по-прежнему лежала на соляной подушке, просила не убирать — мол, так легче. Ни о какой еде разговора не было, тело-то по сути мёртвое. Все процессы за счёт манотока.

Ярена была… нет, «краше в гроб кладут» тут не подходит. В гроб кладут однозначно гораздо, гор-р-раздо красивее! Спасибо, тяжёлого запаха мертвечины хотя бы не было. Не знаю уж, кого за это благодарить. Может, Марварид? Или Коша, который прибегал по два раза на дню, чего-то проверял и подшаманивал? В общем, Ярена выглядела куда страшнее, чем сказочная Яга, напоминая, скорее, старых египетских мумий. Но разговаривать могла уже уверенно, хотя всё ещё шелестящим шёпотом.

Увидев меня, она издала звук, словно горсть песка в сухую траву высыпали.

— Значит, всё-таки ты. А я уж думала, мозги совсем протухли, блазнится мне.

Я сел на стул рядом с соляным ложем:

— На твоём месте я бы не обольщался насчёт сохранности мозгов.

Тут она умудрилась даже фыркнуть:

— Наглец, а! Как был к галантности не склонен, так и остался!

— Зато я не злопамятный.

— Я подарю тебе книжечку, будешь записывать.

Я усмехнулся. И порадовался. Чувство юмора — хороший признак.

— Могу немного поднять тебе настроение: по-моему, кисть левой руки начала светлеть.

— А то я по энергетическому рисунку не вижу! — Ярена чуть шевельнула пальцами. — Ух ты, и Кузька здесь!

Кузьма, не сочтя возможным далее маскироваться под фибулу, принял человеческий облик.

— Добрый день, сударыня.

— А хор-рош стал! Димка, ты видишь-нет, что он подрос? Виданное ли дело⁈ Ситуация для артефакта невозможная!

— Умила его внуком признала, — не стал скрывать я.

— Да т-ты что! Ну-ка, Кузя, склонись ко мне чуть… Ах-х!Верно! С её-то вершины виднее, но и я уж разглядеть могу… М-м-м. Вот где Ярена в лужу села. Ругала папашку твоего. Эх… Была б я тогда поумнее, мог бы меня мамкой сейчас звать. Что уж теперь… Не обижайся на бабушку, мальчик…

Мы ещё немного поговорили и откланялись, обещаясь наведываться. Но тем же вечером примчался Кош, объявив, что подготовил для Ярены на Ольхоне отличные реабилитационные палаты со специальной цельной соляной капсулой, и состояние нашей подруги уже позволяет туда переместиться. Сразу и забрал, так что беседы и посещения пока откладывались.

ЗАТО ТУТ…

Между прочим, хочу вам напомнить, у меня прибавилось четверо гостей, своими героическими подвигами в альвийском тылу положившие отличное начало магического роста. От нечего делать я начал формировать из них полноценную боевую бригаду во главе с Болеславом. Мало ли, нападут на нас тёмные силы — встретим с максимальной эффективностью.

Но пока в наши медвежьи углы никто не собирался. Зато вокруг Москвы и прилегающих земель началось движение. Первое, что сразу заставило всех насторожиться, шведский Густав бросил свою возню в Финском заливе, выкупил (а кто говорит, что и силой отобрал) у торговцев-литвинов специальные кораблики-барки с низкой осадкой, способные проходить по северным каналам и порожистым рекам, минуя волоки, переставил на них какие-то новые пушки и двинулся водным обходным путём на Москву. Шли со смешанной командой водных и огневых магов, растапливая для прохода схваченные морозом реки.

С запада подтянулась соединённая армия Европейской Коалиции, особым образом в которой выделялся франкский корпус бронированных колёсных машин. Армия проползла мимо Смоленска, слизнув за собой почти весь состав германских танков. Доходили слухи, будто германцы получили от альвов клятву, что когда с центром Русского Царства будет окончено, объединённые силы помогут смять непокорный Смоленск.

И самое интересное: бросив Владимир, к Москве пошли поляки. Мы уж поначалу решили, что Марина затеяла воевать против альвов, но…

— Представьте себе, — рассказывал Горыныч, примчавшийся с новостями к нашей боевой бригаде. —