Длинная цепь - Е. Емельянов

не напоминать никому о том, что ты здесь и собираешься отплыть вместе с нами.

Она посмотрела на его широкую, крепкую ладонь, державшую её предплечье, подняла голову и встретилась с Кнутом глазами. Ригу показалось на мгновение, что лицо Кэриты покраснело, но оно, конечно же, оставалось прежним, и Кнут, помедлив мгновение, медленно разжал пальцы, отпустил её.

В конечном счёте Трёшка вышел к убитым, и держал над ними слово. Не признался в убийстве, конечно же, и не сказал ни слова о самих погибших, но рассказал о том, как Всеотец, не имея более возможности быть рядом со своими детьми, обнял самых достойных среди них на прощание. И те, ослеплённые любовью создателя, не могли более выражать других чувств, и не осталось в них места корысти или себялюбию. Так они стали его глазами, чтобы наблюдать за миром и дать знать Создателю, как обращаемся мы со слабыми и нуждающимися. Стали они его руками, чтобы заботиться о бессмертных слугах его. Стали они сердцем его, чтобы напоминать людям о любви.

Никто особо не слушал, но хорошо, что хоть кто-то последнее слово сказал. Сам Трёшка стоял подле мёртвых, склонив голову в молчаливом почтении, как положено, и Риг встал рядом с ним.

— Неплохая была речь, — сказал Риг рабу, когда убедился, что никто не слушает их разговор. — Правда, видел одного из таких блаженных среди своих сверстников, пока того на Холмы не забрали, так тот явно больше чувств ведал, чем одну лишь любовь. Жестокий был мальчишка, и злобный до ужаса, благо что безмозглым уродился, иначе многим бы пришлось нелегко. Но речь была хорошей, особенно для убийцы.

— Если мечом убьют человека, ты будешь обвинять меч, или того, кто его держал?

— Я пока ещё не видел меча, способного разговаривать.

Чуть позже Бешеный Нос встал рядом с ними. Он так же склонил голову, и так же молчал, пока Трёшка не сказал «довольно будет» и не вернулся на своё место, подле Эйрика.

И вот когда все приготовления были окончены, и Риг, среди всех прочих, уже двигался к сходням, появился последний воин в дружине Эйрика. Бездомный Стрик явился на пристань пьяный вусмерть, грязный как свинья, без рубахи, и не мог даже двух слов связать, лишь издавал нечленораздельные звуки да рычал на попытки схватить его за руки. Шатало его изрядно, но он продолжал своё движение к кораблю, каким-то чудом сохраняя равновесие. Эйрик приблизился к нему, спросил что-то, по всей видимости, про одежду и оружие, так как в ответ старик лишь пожал плечами. Тогда Эйрик скомандовал Дэгни затащить это пьяное ничтожество на корабль, что та и сделала, заломив рычащему Стрику руки за спину. Свейн Принеси, подбежавший к ним, помог девушке, хотя помощь ей особо и не требовалась, и вдвоём они довольно быстро смогли увести бродягу на корабль, пока Эйрик искал тому оружие и приличную одежду.

— Похоже, у Эйрика было совсем не густо с добровольцами, раз он в итоге взял это, — заметил Риг.

— Кто знает, — ответил Кнут. — Стрик уже несколько лет живёт один, большую часть года скитаясь по лесам и выживая своими силами. Такой человек может пригодиться в месте, где выживать непросто.

— Какая польза может быть от сварливого бродяги?

— Он не всегда был… таким. Пока он не сжёг свой дом и не ушёл в леса от своей семьи, Стрика тридцать лет звали Железнобоким.

— Умел хорошо держать удар?

— Умел их не получать. За множество походов он так ни разу и не получил даже царапины, и ты, наверное, слишком был мал, чтобы помнить, но это Стрика когда-то почитали лучшим воином на Восточном Берегу.

Риг с сомнением посмотрел вслед пьяному ничтожеству, что только что втащили на корабль.

— И чего он тогда побирается и живёт, точно дикий? Учил бы молодых как сражаться, бед бы не знал.

— Да кто его знает, почему он такой и зачем делает то, что делает. Ты бы ещё у ветра спросил, зачем он дует. Но вот уж кого-кого, а учеников у Стрика никогда не водилось, кроме, разве что, одного — Вэндаля Златовласого.

Риг с трудом удержал вздох. По всему выходило, что на всём корабле он один был из тех, кто не знал с какой стороны за топор хвататься. У Кнута, конечно, умения железом махать было немало, вот только Кнут был один, и едва ли Риг сможет всегда стоять у него за спиной.

За этими размышлениями Риг и сам не заметил, как оказался перед кораблём. Сжав в руке маленький камешек, подобранный на берегу, Риг двинулся наверх, а вскоре, прямо за ним, стал подниматься и его брат, двигаясь медленно и будто бы обдумывая каждый шаг. Вниз Кнут старался не смотреть. Последним на корабль взошёл Элоф Солёный, после чего, обернувшись и думая, что этого никто не видит, бросил свой камень прямо в воду.

Вскоре корабль отчалил. Риг смотрел на удаляющийся город, на людей, что столпились на берегу и махали им вслед и понимал, что ему махать некому, что сам он, может, никогда сюда более и не вернётся. Сгинет в бескрайнем океане или на оставленных берегах Мёртвой Земли — не так и велика разница. Впрочем, это не основной план.

Сложная часть была в том, чтобы выскользнуть из хватки Торлейфа, уплыть куда подальше от него, Белого Края и всего севера. В бездну этот город и всех, кто в нем живёт. Податься, например, на службу к Железному Императору, что набрал себе целый легион северян, а то и вовсе уплыть куда глаза глядят, хоть даже в земли Пророка — вот это разумная идея.

Идея, которую лучше пока не высказывать вслух, даже только для Кнута. У стен могут быть уши, а у Кнута, к сожалению, есть честный язык.

С такими мыслями Риг поискал глазами иноземцев — тех, кто однажды покинул свой дом и изменил свою жизнь. Посмотрел на шаура, сидящего на корме в одиночестве, спиной ко всем остальным, перевёл взгляд на Робина Предпоследнего, что сидел хмуро, скрестив на груди руки и который, кажется, так и не выучил за все прошедшие годы и единого слова на вольном языке. Дэгни Плетунью найти было не сложно — как и всегда она была рядом с Эйриком, как и всегда безразлична ко всему остальному. И хотя народ поговаривал, что между наследником ярла и бритоголовой отшельницей есть порочная связь,