Хроники особого отдела - Александр Игнатьев

и, показав белоснежный клык выгнавшему его из столовой Борису Евгеньевичу, гордо удалилась.

– А сколько Мраку лет? – вдруг поинтересовался оттирающий брюки руководитель.

– Я думаю, около двадцати пяти, самый расцвет, – услышал он.

– Эээ... а оборотни сколько живут?

– У них человеческий век. Но нашему парню однозначно нужна пара. Даже не представляю, где искать. Может, на Кавказе остались волчицы, способные к рождению такого потомства. Всё-таки, Азавацкие горы. Да и вообще, у нас проблема!

Рашид Ибрагимович вздрогнул. В залитом солнцем помещении потемнело. Перед глазами мелькнула картинка. «Лена, мой чемодан с самым необходимым держи всегда в прихожей...».

Он собрался с мыслями и, стараясь придать голосу как можно больше уверенности, поинтересовался:

– Какая?

– Бориса на Ксении женить надо!

На кухне загрохотало. Илюха высунул сияющую физиономию и, пояснив, что опрокинул кастрюлю с картошкой, извинился.

«Бардак! Не Особый отдел – бардак!».

Худояров так разозлился, что собрался уезжать. Вышли в лес.

Роща была наполнена яркой июньской жизнью. Ещё пели весенние песни трудолюбивые птахи, и жизнерадостно начинала грызть кору насекомоядная мелюзга. Пахло свежестью и летом. После унылых удушающих песков Египта это буйство красок одновременно успокаивало и будоражило душу. Неотступные гости генерала: подспудное раздражение с терзающей душу тревогой, постепенно растворялись в шелесте листьев и птичьем щебете…

Прогулка до машины растянулась на час. Обсуждали предстоящее мероприятие, стремительно перерастающее в трудноисполнимую задачу. Уже прощаясь, полковник пожал руку и, словно речь шла о чем-то обыденном и совершенно не имеющем ни к чему отношения, сказал:

– Рашид, нас никогда никто не тронет. Поверь. Я знаю. И успокойся. Сердце побереги. Ты мне нужен.

***

Перед обедом Илью поймали за рукав.

– Хоть намёк какой услышу, убью нахрен! – Ян был серьёзен. Илья уверенно мотнул головой и попытался улыбнуться. – Оживлю. И будешь в отделе умертвием служить! – в помещении заметно похолодало.

***

Иван Александрович Серов, совместно с Г.К. Жуковым, принимали участие в арестах по делу Л.П. Берии. Сергей Хрущев неоднократно упоминал, что отец очень благожелательно к нему относился. Что ж, назначая председателя КГБ, Никита Сергеевич не ошибся в своём выборе, остановившись на кандидатуре Серова.

Тот же являлся непосредственным организатором пересмотра дел «изменников Родины».

В 1963 году после «дела Пеньковского» был снят со всех должностей. В 1965 его исключили из КПСС и уволили в отставку.

Сидя затворником на даче, бывший генерал писал мемуары, которые, по свидетельству недовольного этим обстоятельством Ю.В. Андропова, явились продолжением дневников, начатых ещё в 1939 году. Умер так и не оправданный генерал в 1990 году.

Позже, во время ремонта, в стене гаража, его внучка Вера Серова обнаружила два чемодана с бумагами и правками деда. Во время бурных годов перестройки их активно пытался издать её муж, писатель Эдуард Хруцкий. В 2016 году историческим обществом была напечатана малым тиражом художественная книга «Записки из чемодана». Как утверждали издатели, в неё вошло не более трети имеющейся информации. Но доступа к оригиналам нет. И местонахождение подлинника засекречено. Тем не менее, по отдельным напечатанным и явно стилизованным крупицам информации, мы можем узнать не только о подлинной истории страны, но и о делах Особого Отдела.

Глава 31

Глава 3. Дела сложные. Дела семейные

Часть 2

Борис Янович Кесслеров, вольнонёамный труженик Особого Отдела, близоруко щурясь на солнце, и, проклиная свою забывчивость, целеустремленно шагал вперёд. Дорога была старая, проложенная, по выражению дяди Бори, ещё «при царе-косаре», а посему, вокруг Бориса настойчиво витала поднятая пыль. Путь его лежал мимо яблоневого сада к старому «барскому пруду».

Он уже миновал заброшенную церковь Михаила Архангела, когда спохватился – очки! На столе забыл! Злобно оглянувшись, Бернагард прикинул пройденный путь… нет, если он повернёт назад, повторить этот маршрут уже не захочется. И Борис упрямо продолжил поход. Если почитать, лёжа на траве – не суждено, так хоть искупается.

Пруд, уютно спрятанный среди старых, покрытых кружевом из белой коры, берёз, располагался в пяти, с небольшим, километрах от базы. Вечерами из пруда рождалось туманное причудливое облако, которое тихо приплывало на закрытую территорию и, укутав их общий дом, шептало в уши историка самые, что ни на есть, крамольные мысли.

Вчера этот туманообразный паршивец, пробравшись между деревьями, буквально напал на уставшего после перелёта Бориса и посмел заползти к нему в постель.

Всю ночь туман подло рассказывал уставшему мозгу о преимуществах совместного сна с черноглазой соседкой. Только рассвет смог загнать совратителя обратно.

Долгое время Борису казалось, что потеря семьи невосполнима. Потом всё, происходившее с ним ранее, подёрнулось пеплом, и, оказавшись в совершенно иррациональном мире, он перестал ощущать себя человеком. Словно насекомое, сидящее на цветке, бестолково зарытом в клумбу, Бернагард был готов к полёту – в один конец...

Пройдя мимо совсем недавно потерявшего свой бело-розовый лепестковый наряд сада, Борис углубился в лес. «Стоит, как невеста, после первой брачной ночи», – ни с того ни с сего, с раздражением, подумал он и споткнулся о невесть откуда взявшийся, почти раскрошившийся от времени, кирпич.

– Scheisse! – громко выругался путешественник, испуганно замерев от разлетевшегося звука собственного голоса. Он давно вслух не произносил немецких фраз. Живя в России, произносить их, было, (мягко говоря), чревато неприятностями.

Вокруг трещала кузнечиками природа. Густые прибрежные кусты раздвинулись, и хромающий натуралист оказался на берегу пруда.

Вся центральная его часть была покрыта маленькими зелёными чешуйками ряски, но около берега вода поражала хрустальной прозрачной чистотой. Пытаясь попасть в солнечные лучики-струйки, на дне играла рыбья мелюзга. Борис аккуратно подвернул брюки и, сняв сандалии, сел у кромки воды.

Сзади неслышно расступились кусты. Огромная волчья морда тихо высунулась и, криво улыбнувшись широченной пастью, полной жемчужно-белых клыков, беззвучно приземлилась рядом. Человек вздрогнул и обернулся.

– Мрак, а ты как здесь оказался?

Собака глубоко вздохнула и уронила тяжёлую голову ему на колени.

Над головой проплыла тень крупной птицы, а следом хлынул яркий солнечный свет. В пруду что-то тёмное и круглое зашевелилось, и друзья увидели, как из воды медленно рождается, на длинной толстой зелёной ножке, жёлтая, похожая на цыплёнка, кувшинка...

В прибрежной осоке зашуршало. Необычный звук, будто с трудом заведённый старый патефон напрягся и смог вставить тупую от старости иглу в дорожку пластинки, рождающую мелодии.

Они тихо сидели, смотря вдаль...

На том берегу в зыбком тумане, светловолосый мальчик строил башню из песка, а нескладный щенок, чёрный, большеголовый, смешно тыкая в неё носом, пытался помочь другу.

***

Фантазёры