Жаркое лето сорок первого - Рыжий

Бегло осмотрелся – вокруг кровь, разбросанные личные вещи и какие-то бумаги, разнообразная посуда. На столе разбитый осколками полевой телефонный аппарат. На обитой досками стене – пара плакатов весьма фривольного содержания, с девушками в нижнем белье. На столе, потрёпанный журнал с голыми бабами.

В голове сразу же вспомнился похожий эпизод из неплохого художественного фильма «Батальоны просят огня». Как там было? Если память не изменяет герой герой Николая Караченцева, старший лейтенант Орлов сказал: «Стервецы, одни голый бабы, чтоб тебя черти съели!». Вот и я также думаю. Чтоб этих чёртовых фрицев черти съели!

Быстро осмотревшись, разворачиваюсь и выхожу из блиндажа, тут же докладываю:

-Два фрица, на глухо мёртвые. Хрен знает, что там было, но кровищи теперь много.

Артём пожелал сам посмотреть, что же это за блиндаж. Зашёл внутрь, начал осматриваться, вышел через пару минут:

-Что-то вроде штаба взвода или роты. Идём дальше!

Прошли ещё десяток метров, после чего остановились – дальше был выход из траншеи. Артём было сунулся посмотреть, что там, но быстро спрятался:

-ДЗОТ, голову поднять не даёт.

Наша дальнейшая цель – ДЗОТ с пулемётом в амбразуре. Я сразу же понял, что это наша дальнейшая цель. Поняли это и остальные бойцы нашей маленькой и опасной (благодаря Артёму) штурмовой группы. Проблема только была одна и выражалась она в том, что строили его далеко не дураки и расположили так, что с нашей стороны (со стороны занятых немецких траншей) подобраться к нему не выйдет, потому что до него нужно пройти около полутора сотен метров открытого пространства. Немцы, гады, аккуратисты, даже травку скосили, чтобы не дай бог, кто-то подобраться к нему мог!

Артём даже в лице изменился – было видно, что этот ДЗОТ даже для него оказался «крепким орешком». И взять он его пусть и сможет, но совсем не теми силами, что у него были в наличии.

Пару минут мы пронаблюдали за немцами, которые вели огонь из пулемёта куда-то в поле по только им видимым целям. А потом старший лейтенант, тяжело выдохнув, махнул рукой, приказал:

-Отходим!

К этому моменту мы уже все собрались у выхода из хода сообщений и нам потребовалось немного времени на то, чтобы развернуться и начать отходить назад. В очередной раз перешагивая через тела убитых пулемётчиков противника, молоденький сапёр, повернувшись к старшему лейтенанту, спросил:

-Товарищ старший лейтенант, а как вы догадались, что они тут будут?

Несмотря на явное нарушение устава – боец не спросил разрешения обратиться, Артём спокойно ответил:

-Тот, кто ими командовал, правильно поставил пулемёт. Я бы также сделал. Они и «перекрёсток» видят, и с верху прикрыты огнём из ДЗОТА.

Красноармеец понятливо кивнул и замолчал…

Ненадолго установилось шаткое равновесие – красноармейцы, потеряв около половины шедших в атаку, заняли линию немецких траншей и отогнали немцев с позиции бывшего советского 76-мм зенитного орудия. Вот только дальше продвинуться не смогли, да и орудие развернуть тоже не получилось – гитлеровцы неплохо простреливали его с другого берега, о чём говорили три тела в советской форме, развалившиеся изломанными куклами подле зенитного орудия.

Хуже всего, что «активных штыков» осталось очень мало – всего около шестидесяти человек, включая тех, кто смог ползком добраться до уже занятых немецких траншей.

Проблемы были буквально со всем – людей мало, боезапаса практически нет, гранат «раз-два и обчёлся». Ещё и с командным составом беда – в живых остались лишь полковой комиссар Фоменко Александр Иванович, старший лейтенант Крылов, лейтенант Поляков, да незнакомый мне младший лейтенант-артиллерист Мамич, которого я видел во время нашей первой встречей с полковым комиссаром. Был ещё мифический младший лейтенант-кавалерист Шапкин, но он со своим полуэскадроном занимался охраной тылов и обоза с ранеными, и, являлся, можно так сказать, нашим последнем резервом.

В живых было ещё несколько сержантов и старшин. Вот, в общем-то и всё. И раненых прибавилось – ими буквально были забиты немецкие траншеи! Эвакуировать через поле их не получалось, помощь нормально оказать было также проблематично. Вот и приходилось немногочисленным санинструкторам оказывать помощь в ходах сообщения, занятыми ранеными…

Совещание было недолгим. Я присутствовал на нём случайно, молчал и просто слушал.

Вопроса на тему того, «что же нам» делать не было. Все прекрасно понимали, что отступить нам уже не дадут – мы сами себя загнали в безвыходное положение с этим мостом. Была бы у нас артиллерия или танки, то шансы бы ещё были, а так…

Хотя был один из командиров, который высказывался за то, чтобы отступить и попытаться найти другую переправу. И оказался этим командиром – Артём. Этого я не ожидал.

-Товарищ полковой комиссар, я считаю, нужно использовать дымовую завесу и отходить. – Начал высказывать он своё мнение. – Без бронетехники нам этот мост не взять. Был бы у нас полнокровный батальон, мы бы этот батальон, тут, в поле и положили бы. Был бы полк, полк бы тут остался. Хотя у полка хоть миномёты есть, накрыли бы тогда позиции зениток и был бы шанс пройти, а так… Остальных людей погубим.

-Умереть боитесь, товарищ старший лейтенант? – Ехидно спросил младший лейтенант Мамич.

-Глупо умереть боюсь. Глупых смертей, итак, без меня хватает, товарищ лейтенант. – «Повысил» в звании артиллериста Артём.

-Глупых смертей на войне не бывает! – Уверенно заявил Мамич, с нескрываемым вызовом посмотрел он на моего друга, видимо, ожидая поддержки остальных командиров. Вот только её не последовало. Почему? Да потому, что среди всех здесь собравшихся, только Артём и выдвинул хоть какой-то, пусть косой-кривой, но всё-таки план дальнейших действий. Остальные, кроме как идти в полный рост, в атаку на ДЗОТ и дальше, через мост, придумать ничего не смогли.

На несколько долгих секунд воцарилась тишина, прерываемая только редкими пулемётными очередями с немецкой стороны.

-Глупая смерть везде бывает… - Хмуро произнёс через некоторое время полковой комиссар, после чего повернулся к Артёму и негромко спросил. – Не боишься оставшихся людей потерять?

-Боюсь. – Серьёзно кивнул старший лейтенант Крылов. – Очень боюсь. Не одного уже потерял. И представить боюсь, как в глаза их родителям, женам и детям смотреть буду. Но сейчас у нас есть обоз, забитый ранеными, которых мы должны вытащить. Я, к сожалению, уже знаю, что делают фашисты с ранеными советскими