Туркменские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

у раба поправилась рука, и он смог наколоть дров, чтобы вскипятить чай.

После того как они все напились чаю, явился есаул и позвал их к падишаху.

Придя во дворец, они увидели сидевшего на троне племянника бая в царских одеждах, а возле него женщину, красивую, как полная луна. Все узнали ту самую красавицу, в которую каждый из них был влюблен. Жадный бай всплеснул руками, от испуга на макушке у него вздыбились волосы.

— Что с ним делать? — спросил племянник бая у своей жены. — Я прикажу его казнить вместе с рабом, который хотел погубить тебя, и вором, который продал тебя в рабство.

— Нет, — ответила красавица, — они покаялись в своих преступлениях, и я прощаю их. Пусть теперь идут, куда пожелают.

Чабана, который выкопал ее из-под камней и спас ей жизнь, женщина наградила богатыми подарками, а после того устроила пир, который длился сорок дней и сорок ночей.

Ковродел

ил-был падишах. Его слуги ходили меж людей и подслушивали, о чем они говорят. Как-то вышел в город визирь и слышит какой-то странный стук. «Что это такое?» — подумал он и заглянул в кибитку, откуда этот стук слышался. Смотрит, сидит человек, ткет ковер и приговаривает: «О мой язык, умоляю тебя — не принеси несчастья на мою голову».

«Тут есть какой-то смысл», — подумал визирь и стал ходить к этой кибитке каждую ночь.

На свете не было другого мастера, который бы ткал такие красивые ковры. Однажды он закончил свой ковер и вынес его на базар.

Увидел ковер один из приближенных падишаха и поспешил во дворец.

— О мой повелитель, — сказал он, — я пришел вам сказать, что один человек вынес на базар ковер невиданной красоты. Этот ковер не подойдет ни к какой кибитке, кроме вашего дворца.

— Иди и приведи ко мне этого человека, — приказал падишах.

— Слушаюсь и повинуюсь!

Подошел этот человек к ковроделу и сказал:

— Тебя зовет падишах.

Свернув ковер, мастер пошел к падишаху.

Падишах нимало удивился, увидев такой чудесный ковер.

— Что стоит твой ковер? — спросил падишах.

Хозяин назвал цену. Падишах расплатился, и ковродел ушел. Тем временем падишах созвал своих визирей и векилей и сказал:

— Я купил прекрасный ковер. — Вот он! — Падишах показал ковер. — Посоветуйте, как лучше его использовать?

Один советовал постелить его тут, другой — там, третий — повесить на стену. Молчал лишь визирь.

— Мой визирь, — обратился к нему падишах, — все что-то советуют, один ты молчишь.

— Великий падишах, — сказал визирь. — Я бы советовал спросить об этом того человека, который продал ковер. Он лучше нас знает, что надо делать с этим ковром.

Падишаху понравилась эта мысль, и он приказал доставить ковродела во дворец.

— Ты соткал этот ковер, — сказал падишах, когда хозяин ковра пришел, — а мы его купили. Не посоветуешь ли ты нам, что теперь с ним делать?

— Этот ковер, мой падишах, очень пригодится тебе, когда ты умрешь: на нем будут читать намаз. А сейчас его лучше всего свернуть и убрать.

Страшно разгневался падишах на эти слова ковродела и приказал: — Возьмите этого человека и казните.

Вмешался визирь.

— Мой падишах, — сказал он, — умоляю, пощадите этого человека. Я услышал однажды, как он ткал ковер и говорил: «О мой язык, умоляю тебя — не принеси несчастья на мою голову». После того я много раз подходил к его кибитке и каждый раз слышал одно и то же. Мне кажется, что человек этот не виноват. Все дело в языке.

Согласившись с доводами визиря, падишах отпустил ковродела. Когда он вышел, визирь сказал:

— Лучше быть немым, чем иметь язык, который приносит несчастья.

Сахатдурды

жуманазар-ага каждый день ездил за саксаулом и продавал его на базаре. На вырученные деньги он покупал муку, а Айгуль-эдже пекла чуреки. Обычно получалось три маленьких лепешки: одна для мужа, вторая для сына Сахатдурды и самая маленькая оставалась ей.

Сахатдурды обычно съедал свой чурек, закутывался в драный халат и ложился спать в ожидании следующей лепешки. Он никуда не ходил и ничего не делал.

Джуманазар-ага не раз хотел взять сына с собой, чтобы он помогал кормить семью, но все его попытки были безуспешны. Так они и жили.

«Вах, разве можно так жить? — как-то спросил себя Сахатдурды. — Не буду больше сидеть на шее старого отца. Пойду на заработки».

— Отец, — попросил он, — разреши мне пойти работать?

Джуманазар-ага настолько привык видеть в сыне лежебоку, что не обратил даже внимания на его слова.

Не дождавшись ответа, Сахатдурды накинул халат и пошел в ближайший аул. Идет — бредет. Смотрит, строится дом, а хозяин, по всему видно ишан, ходит вокруг этого дома, гневно ругается и поторапливает работающих.

— Ишан-ага, — обратился Сахатдурды, — я хочу наняться к вам в работники.

— Что ж, — ответил Эрназар-ишан, — я не против принять тебя, сынок, но сначала покажи на что ты способен. Вот тебе лопата — меси глину.

С готовностью взяв лопату, Сахатдурды залез в яму и пока штукатур обмазывал стену, намесил столько глины, что и двум работникам это было бы не под силу.

— Хорошо, хорошо, — похвалил Эрназар-ишан, — оставляю у себя. За работу положу тебе в два раза больше, чем плачу остальным. Все получают у меня в день миску плова и чайник чая. Кроме того, я даю по одной таньге деньгами, ты — получишь две.

Радости Сахатдурды не было предела, и он неутомимо работал до самого вечера. Получив обещанный плов, он съел одну миску и выпил чаю, а вторую миску, плова захватил домой.

Дома удивились долгому отсутствию сына. А он, едва переступив порог, сказал:

— Отец, я принес тебе миску плова и две таньги. Плова вам с матерью хватит, а на деньги вы еще два дня можете прожить.

— Прокормил бы себя, — буркнул отец, — и то хорошо. А то как камень висишь у меня на шее.

Услыхав эти слова, Сахатдурды обиделся и, ничего не сказав, ушел из дому к ишану.

Там он съел плов и задумался: «Месить глину слишком тяжело. Так я могу потерять все свои силы, которые накапливал столько лет, лежа на боку. Пойду, поищу еще что-нибудь».

— Ишан-ага, — сказал он хозяину, — прощайте, я ухожу.

Эрназар-ишан уговаривал Сахатдурды, но так как он остался неумолим, отпустил его с богом.

Вечером Сахатдурды был уже в другом ауле. Там он узнал, что купцу