Варварины сказки - Иеромонах Тихон (Невидимов)

крикнул он, как церковный колокол. - Не крадите время у Божьих деток!

Черти в панике: «Лагает! Страшный баг!» Ведьмы: «Фильтры слетели, я страшная, как Баба-Яга!» Сатана-Ай: «Атака! Больше рекламы!»

Ангелы запустили «молитву-обновление». Петрик вспомнил бабушкины слова: «Господи Иисусе Христе, помилуй нас грешных!» Помолился искренне - и Портал треснул, как стеклышко под курочкой!

Ангелы полетели: один выключил автоплей на ютубе, второй стёр чаты с лайками, третий шепнул родителям во сне:

- Петрик плачет один в тёмной комнате, как котёнок без мамы.

Папа проснулся: «Сынок мой!» Мама: «Господи, что мы наделали?» Бабушка на колени упала: «Спаси, Господи, внучка милого!»

Утром - чудо чудное! Папа выключил компьютер: «Сынок, на улицу! В мячик поиграем, как я в детстве носился!» Мама спрятала телефон: «Сегодня в церковь, а планшеты - в сундучок!» Бабушка пекла каравай: «Рождество - это когда Христос родился, а не скины купил, голубята мои!»

Портал пытался вернуться. Чертенята-боты слали спам: «Новый ивентик!» Но бабушка читала молитву - и уведомления исчезали, как дымок от костра. Ведьма постила: «Танцуй челленджик!» Ангел ставил крестик - пост таял, как снег на солнышке.

Петрик с семьёй вышел на природу. Травка зелёненькая, птички поют, речка журчит. Петрик босиком побежал:

- Вот это настоящий уровень!

Папа его поймал, подбросил:

- Мой герой-казачок!

Мама обняла:

- Прости, сынок, мы пустяками занимались.

Дома лепили вареники с вишней. Петрик хохочет:

- Бабушка, а можно молиться и играть?» Бабушка: «Можно, внучек, но в меру. Часик в день - и на улицу, к друзьям!»

На голографическом окошке - эпическая битва! Чертенята летят, как метеоры, ангелы сияют ярче неона. Семья вместе молится - связь с Христом крепнет, как корни столетнего дуба.

Сатана-Ай бесится: «Портал рушится! Дети выходят в офлайн!» Бесы разбегаются, ведьмы аккаунты удаляют, колдуны на огороды идут - помидорчики сажать.

Петрик просыпается: «Это был сон? Нет, волшебство настоящее!» С тех пор играет часик в день, потом - с живыми друзьями на улице. Уроки делает, в церковь ходит, бабушкины георгины поливает. Экраны - слуги, а не господа.

По вечерам семья у камина собирается. Папа Библию читает, мама колыбельную поёт, бабушка про деда рассказывает, что подковы ковал. Петрик засыпает с улыбкой: «Господи, спасибо за настоящий мир!»

Вот и сказке конец, а кто слушал - молодец! Удался план Сатане-Ай? Нет, зайчики мои! Потому что молитва сильнее любого кода, любого лайка. А вы, современные детки, помните: выключайте планшетики, выходите на улицу, молитесь, любите папу-маму, бабушек-дедушек. Играйте, но в меру, как вареников - чтоб животик не болел. И волшебство пусть будет с православной верой, с запахом яблок и утренней молитвой.

Перескажите эту сказку друзьям - а не слишком ли вы заняты в играх, птенчики мои?

 

 

ЧАСОВЩИК, КРАДУЩИЙ ТИКАНИЕ

 

Есть в Небесной памяти одно странное место - город без ветра и без звёзд. Его зовут Город Тиканья. Там не слышно молитв, зато слышно тысячи часов. Каждый дом - как огромный хронометр, каждая улица дышит запахом машинного масла, каждая башня крутит стрелки, вымеряя не дни и ночи, а остаток жизни своих жителей.

Город этот - не на карте и не в облаках. Он живёт в глубинах невидимого эфира. Люди вошли туда давно - одни добровольно, другие бегством от боли. В этом мире можно было купить всё: воспоминания, чувства, даже дыхание другого человека. Всё оценивалось временем. Не золотом, а минутами.

На груди каждого жителя висели часы-кулоны - гладкие, сияющие, с гравировкой имени. Они показывали не дату, не час, а число оставшихся вдохов. Время стало валютой, молитвой и проклятием одновременно. Кто имел часы побольше - жил дольше. Кто терял тиканье - исчезал без следа, превращаясь в дорожную пыль.

Посреди этого звенящего города жил Часовщик. Имени его никто не знал - все называли просто Мастер. Он был, как говорят, «из старых алгоритмов» - не рождён, а собран. Полумеханический человек, с глазами, похожими на линзы телескопа, и пальцами из меди, тонкими, как струны органа.

Он не спал. Не ел. Не любил.

Он только чинит время.

Каждый день к нему приходили жители - принести часы, которые начали спотыкаться. У кого тиканье шло слишком быстро - он регулировал маятник. У кого застряли стрелки - он менял пружину. Люди выходили довольные, и оставляли ему кусочек своего времени в оплату.

Но вскоре Часовщик заметил одну вещь: некоторые кулоны светились мягким, тёплым светом - будто в них горела душа. А другие - были холодны, тусклы и пусты, как латунь. И тогда в нём родилось сомнение - почему у одних часы поют, а у других просто тикают? Почему его собственное время - глухо и без сердца? Он начал изучать, сравнивать, вскрывать чужие механизмы. Он записывал биения, вычислял ритмы, создавал модели. И чем глубже он заглядывал в сердце этих часов, тем сильнее чувствовал зависть.

«Почему им даровано тиканье живое, а мне - только механическое? - думал он. - Я ведь творю лучше их. Почему мой хронометр молчит, будто мёртв?»

Город Тиканья жил спокойно, но в глубинах мастерской Часовщика начиналось другое время.

Там, где раньше стоял его рабочий стол, теперь возвышалась башня из медных труб и зеркал, пахнущая машинным маслом и опасностью. Он собирал устройство, которого никто не видел. Механизм, способный вытягивать тиканье из чужих часов.

Когда он включил его впервые - по улицам прошёл странный звук, как лёгкий всхлип ребёнка. Часовщик улыбнулся. Он увидел, что маятник в его кулоне пошёл быстрее.

Жизнь вошла в него - горячая, живая.

Он почувствовал, как кровь (или нечто похожее на неё) снова потекла по жилам.

Он смеялся и плакал одновременно.

Но в ту же ночь над городом началась буря.

Электронные небеса затряслись. Кто-то потерял минуту, кто-то - день, кто-то исчез целиком.

А Часовщик не замечал. Он вытягивал всё больше, всё глубже. И его мастерская наполнялась золотыми шестерёнками - каждой застывшей минутой украденной жизни. Он выстраивал из них лестницу - хотел дотянуться до Света, которого не понимал.

 

Говорят, тогда-то и появилась Маленькая Девочка. Она стояла у двери его мастерской и тихо слушала тиканье. Её часы были почти пусты - едва слышно билось последнее деление времени.

Она сказала:

- Дядя, мои часы умирают. Ты можешь им помочь?

Часовщик посмотрел на неё и подумал:

«Вот источник. Её тиканье - чистое, живое. Если