Вой молодых волков - Дмитрий Чайка

допроса в глазах его стала появляться дымка тоскливой грусти. Что-то он начал понимать в этой жизни, то, чему не учат воинов. Их жизнь проста: получил приказ – исполняй. Так улыбчивый мальчишка, увидевший близко грязь и боль, понемногу взрослел рядом с дядей, постигавшим людей с малых лет. А где люди честнее всего? Правильно, в пыточной. Ты не сможешь притворяться там, где добираешься до верхнего предела боли.

- Эх, мама! – с досадой прошептал Берислав, проходя мимо стражи, охранявшей второй этаж. Он ответил на приветствия гвардейцев и поднялся к себе, плотно заперев на деревянный брус тяжелую дверь.

- Ты долго сегодня, государь-муж мой!

Ванда! Женщина, озарившая всю его жизнь и подарившая пятерых детей. Она слегка потеряла девчоночью стройность, но красота ее стала зрелой и мудрой, отчего он любил ее еще больше. Не было у Берислава друга ближе, хоть и не мог он признаться в этом никому. Даже отец не понял бы его. У покойного государя были довольно своеобразные отношения с женами, а в последние годы они и вовсе напоминали скорее деловые, чем личные. Каждая императрица выполняла свою роль, ничуть не менее важную, чем у руководителей важнейших Приказов. Вот и его жена исполняла свою, заменив живую Богиню для всех словен. Берислав не позволял ей искать себе замену, как это сделала мама, и она приняла его решение без сопротивления. Ванда сильно изменилась за эти годы, превратившись из простоватой деревенской девчонки в женщину образованную и разностороннюю. Она нутром чуяла, какая женщина нужна ее мужу и тянулась к знаниям, словно мотылек к свету. И княгиня не ошиблась в своем решении. За все годы супружества Берислав не взял в постель никого, кроме нее, разительно отличаясь в этом от своих братьев и племянников. Да и от отца, положа руку на сердце. Покойный император, почувствовав приближение старости, отдалял ее всеми возможными способами. А юные наложницы – лучший способ из всех, чтобы снова почувствовать себя молодым.

- Ты долго сегодня, государь-муж мой! – сказала она, когда Берислав вошел.

- Дела, Ванда! – ответил он, целуя ее. – Где девочки?

- У них урок, - махнула жена. – Ты обедал? Или опять нахватался кусков?

- Я не помню, - совершенно честно ответил Берислав и развел руками. – Дел было много. Что-то приносили с кухни, а что – даже не скажу.

- Ты все-таки пошлешь егерей? – испытующе посмотрела она на него. – Ведь так?

- Да, у меня выхода не остается, - поморщился Берислав. – И тебе придется объехать те земли. Нужно будет успокоить людей.

- Хорошо, муж мой, - сказала она и прильнула к его груди. – Я сделаю все, что прикажешь. Я помню наш уговор. А вот помнишь ли его ты?

- Я сдержу свое слово, Ванда, - ровным, без малейших эмоций в голосе, ответил Берислав. – Наш старший сын получит то, что причитается мне по праву.

***

Две недели спустя.

Вороные кони шли легкой рысью, неся на себе княжеских слуг в черных кафтанах. Родовичи, что провожали взглядом егерей, теребили амулеты и кресты, порой висящие на шеях рядом, и шептали друг другу едва слышно.

- Кромешники! Рятуйте, люди!

- Сам боярин Варта впереди! Вон, пуговицы золотые!

- Сказывают, он кровь заместо водицы пьет!

- Спаси Христос и Богиня наша!

Рослые кони красоты неописуемой подбирались по масти. Их выращивали на заводе, что располагался в бывшем хринге аварского кагана. Род тарниах ушел в те земли и получил в свои руки немыслимое сокровище – племенных лошадей из Персии и Аравии, которых скрещивали с местными породами и даже с дикими тарпанами, что бесподобно приспособились к здешнему климату. Все же арабские кони, хоть и были невероятно выносливы, но холода не любили и зимовали в теплых конюшнях. И вот за четверть века кочевникам удалось подобрать те пропорции разной крови, которая и дала породу, которую сам покойный государь назвал Самаевской. В честь Самая, хана того племени. Говорят, хан неделю потом пил, когда ему объяснили, что его имя в веках останется. Вот такая вот шутка судьбы. Имя великого кагана авар все уже забыли, а Самая, который мизинца его не стоил, будут помнить. Но кони и впрямь получились отменные. Рослые, сильные, обрастающие к зиме густой шерстью. Они выдерживали и мороз, и зной. Они несли тяжелого всадника в доспехе, с каждым поколением давая потомство выше и сильнее прежнего. Этим лошадям доставалась лучшая трава и овес, так с чего бы им мельчать.

Шипастые подковы с дробным топотом крошили комья земли, прихваченные ранним морозцем. Мерзлая грязь разлеталась в стороны под их безжалостными ударами, и казалось родовичам, что топот коней княжьих карателей знаменует собой мрачную неизбежность. Егеря несли «Слово и дело государево», и несли его явно, потому как шли при полном параде: в каракулевых папахах с кокардой в виде волчьей головы, в поясах с серебряными бляхами и с тяжелыми саблями, рукоять которых опять же представляла собой волчью голову. Впрочем, егеря и дальнего боя не чурались, и для этого позади седла был приторочен степной лук и колчан стрел. По всему выходит, что они княжью волю несут, чтобы всем она ведома была.

Егеря шли резво, да так, что немирное племя, давшее в войско мятежного князя Кия своих бойцов, ничего и понять не успело. Мелкие веси егеря не трогали, они им без надобности были. Впереди в рассветной дымке показалась богатая усадьба, что скорее напоминала небольшую крепостцу, какие стояли в словенских землях издавна. Тут-то и жил Мната, один из владык мильчан. А сейчас тут была только его семья, потому как сам владыка и его старшие сыновья ушли воевать за волю и землю.

Частокол с крепкими воротами стоял на невысоком холме, а посад на три сотни дворов раскинулся в первозданном хаосе изб и землянок. Тут не бедствовали. Жили не как в землях хорутан и дулебов, конечно, но тоже вполне неплохо. Не сравнить с пруссами и поморянами, где железный топор – величайшая ценность. Варта увидел и загоны для скота, и засохшее дерьмо на улицах. Тут мальчишки гоняли свиней на выпас в ближайшую дубраву. Желудей столетние дубы давали уйму, а потому