Пока мы лиц не обрели - Льюис Клайв Стейплз

Я знала, о чем шла речь. Поляны были спорным угодьем, из-за которого возникали раздоры между храмом и дворцом с тех пор, как я помню себя. Я всегда держалась того мнения, что Поляны должны принадлежать Унгит (вовсе, как ты понимаешь, читатель, не из любви к богине), поскольку эти владения облегчили бы храму расходы на жертвенных животных. Кроме того, мне казалось, что жрецы, разбогатев, будут меньше брать с простых людей за совершение обрядов.

- Царь еще жив, - заговорила я, и присутствующие вздрогнули, услышав мойголос. - Но поскольку он тяжко болен, от его имени буду говорить я. Он желаетпередать Поляны Унгит на вечные времена и скрепить договор в камне, но при одном условии.

Бардия и Лис изумленно посмотрели на меня, но Арном живо спросил:

- При каком условии, госпожа?

- При условии, что стражи Унгит отныне перейдут в подчинение главы дворцовой стражи, которого назначит Царь или его наследник.

- А платить им содержание будет тоже Царь… или его наследник? - с быстротой молнии отозвался Арном.

Об этом я не подумала, но посчитала, что скорый ответ в этом случае лучше мудрого, и сказала:

- В соответствии с часами службы в Доме Унгит и во дворце.

- Ты предлагаешь - то есть Царь предлагает - тяжелую сделку, - сказал жрец.Но я знала, что деваться ему некуда, потому что хорошая земля важнее для храма,чем воины. И Арном прекрасно понимал, что без поддержки дворца его не утвердятВерховным Жрецом. Тут Царь застонал и заметался в постели, и Арном поспешил кнему.

- Отлично, доченька! - прошептал Лис.

- Да здравствует Царица! - отозвался Бардия, и они последовали за Арномом.Я вышла в большую залу; она была пуста, в очаге едва теплился огонь. Это было одно из тех странных мгновений, которыми так полна моя жизнь. Я стала Царицей, но на душе у меня было все так же горько. Может быть, эта перемена в моей жизни если и не скует темные воды в глубинах моего сердца, то хотя бы укрепит ту плотину, которую я выстроила, чтобы удержать их? Затем меня посетила совсем иная мысль - я впервые подумала о том, что мой отец скоро умрет. У меня закружилась голова. Мир словно распахнулся передо мной, и я увидела огромное синее небо, более не омраченное этой назойливой тучей. Свобода! Я глубоко и сладко - как никогда в жизни - вздохнула. От этого чуть было не прошла даже душевная горечь.

Но она не прошла. Было поздно, и почти все в доме спали. Мне показалось, что вдалеке кто-то плачет. Плакала женщина, и я поневоле прислушалась. Плач, судя по всему, доносился снаружи. В то же мгновение мысли о троне, о моем отце, об интригах храма покинули меня. В безумной надежде я кинулась в другой конец залы и отворила маленькую дверцу, которая вела в проход между молочным двором и казармами. Луна сияла ярко, но было ветрено, вопреки моим ожиданиям. Плача сперва не было слышно, но вскоре он раздался вновь.

- Психея! - позвала я. - Психея! Истра! - и побежала на звук, но уверенностьуже оставила меня. Я припомнила, что подобный звук иногда издает (даже при легком ветерке) колодезная цепь. Неужели это всего лишь она?

Я остановилась и прислушалась. Плача не было слышно, но казалось, что кто-то крадется в темноте. Затем я ясно увидела человека в плаще, который метнулся через освещенный луною двор и скрылся в кустах. Я устремилась за ним во всю прыть. Пошарив рукой в густом кустарнике, я наткнулась на другую руку.

- Спокойно, милочка! - прошептал кто-то. - Отведи меня во дворец.Голос показался мне совершенно незнакомым.

Глава семнадцатая

- Кто здесь? - воскликнула я, отдернув руку так быстро, словно дотронулась до змеи. - Выйди и покажись!

Первой моей мыслью было, что у Редивали стараниями Батты, которая перепутала обязанности надсмотрщицы с обязанностями сводни, есть любовник.

Из кустов выбрался высокий, статный мужчина.

- Я - скромный проситель, - сказал он таким бодрым голосом, каким просители и не говорят никогда. - Нет такой хорошенькой девчонки, которую я не просил бы о поцелуе, - закончил незнакомец свою мысль.

И тут же попытался привлечь меня к себе, но я была настороже. Увидев блеснувшее в лунном свете острие кинжала, пришелец рассмеялся.

- Зоркие же у тебя глаза, если ты рассмотрел мою красоту, - сказала я, поворачиваясь так, чтобы он отчетливо увидел, что мое лицо закрыто платком.

- Скорее чуткие уши, сестричка, - ответил гость. - Девушка с таким голосомне может быть уродиной.

Приключение было для меня настолько внове, что у меня появилось дурацкое желание растянуть его. Это была странная ночь. Но я решила не терять головы.

- Кто ты? - повторила я свой вопрос. - Говори, или я позову стражу!

- Да не вор я, милашка, - так же весело ответил незнакомец, - хотя и кралсяпо-воровски, ибо опасался встретить в саду кого-нибудь из моих любезных родичей.Я спешу с прошением к Царю. Отведи меня к нему, - и с этими словами он позвенелмонетами в кулаке.

- Если не случится чуда и Царь не оправится от недуга, - сказала я, - то тысейчас беседуешь с Царицей.

Он тихо присвистнул и рассмеялся.

- Если ты и верно Царица, то я и верно дурак! Прими мое прошение, госпожа.Я прошу о покровительстве и убежище на несколько дней. Я - Труния Фарсийский.

Эта новость застала меня врасплох. Я уже писала, что царевич поднял мятеж против своего брата Эргана и старого царя, их отца.

- Значит, поражение? - спросила я.

- Я попал в засаду. Царские конники кинулись за мной, - сказал Труния. - Я уходил от погони, сбился с пути и попал в Глом. К тому же конь мой охромел в трех милях отсюда, и его пришлось бросить. Увы, брат мой обложил заставами все пограничье! К полудню мои преследователи будут у твоих ворот. Если ты спрячешь меня от них на день-другой, то потом я тайно отправлюсь в Эссур и достигну кружным путем моих главных сил в Фарсе; тогда весь мир увидит, кто из нас сильнее в честном бою!

- Хорошо говоришь, князь, - сказала я сдержанно. - Но, оказав тебе покровительство, по закону и по обычаю мы должны будем защищать тебя силой оружия.Я хотя и недолго на троне, но слишком хорошо знаю, чем может кончиться для насвойна с Фарсой.

- Ночи сейчас холодные. Трудно путнику под открытым небом, - сказалТруния.

- Мы рады тебе как гостю, но не можем предоставить тебе убежище. Это обойдется нам слишком дорого. Порог моего дворца ты переступишь только пленником.

- Пленником? - воскликнул он. - Тогда до скорого, Царица!

И с этими словами он метнулся в кусты с прытью, неожиданной для усталого человека (а что он действительно устал, было слышно даже по его голосу). Я не попыталась остановить его, зная, что старый жернов сделает это за меня. Труния растянулся на земле, попытался снова вскочить на ноги, но взвыл от боли, выругался и затих.

- Вывих, если не перелом, - простонал он. - Будь проклят тот бог, которыйделал ноги человеку! Ну что же, Царица, зови своих стражников. Пленник так пленник, лишь бы не попасть в лапы к палачу моего брата.

- Если представится хоть малейшая возможность, мы спасем твою жизнь. Мыпостараемся сделать это, не вступая в войну с Фарсой, - сказала я.

Казармы были рядом, и я без труда позвала стражей, не сводя ни на миг глаз с царевича. Как только я услышала шаги воинов, я сказала Трунии:

- Накинь на лицо плащ. Чем меньше людей будет знать, кто мой пленник, темлегче мне будет вести переговоры о твоей судьбе.

Стражники подняли беднягу, и с их помощью он дохромал до залы. Я велела позвать цирюльника, чтобы он вправил сустав. Затем я прошла в царскую опочивальню. Арнома там не было. Царю стало хуже - лицо его было багрово-красным, хриплое дыхание с трудом вырывалось из груди. Говорить он не мог, лишь глаза его перебегали с одного из нас на другого, и я задалась вопросом: что он сейчас чувствует и о чем может думать?

- Где ты была, доченька? - сказал Лис. - Ужасные вести с заставы! ЭрганФарсийский с тремя или четырьмя отрядами конников пересек границу и идет к Глому. По его словам, он преследует своего брата Трунию.