Герой по найму - Игорь Александрович Шенгальц

быстро все пояснят сначала словами, а коли не поймет — кулаками. Последний метод, как показывает долгий опыт, самый действенный. Усвояемость — сто процентов!

Ехали весь остаток дня, а заночевать решили у самой реки Иволги. Тут и водица чистая — коней напоить и обтереть, и место хорошее.

Дубыня быстро развел костерок, подвесил котелок, и уже через четверть часа там булькало и кипело.

Кудр, вымотавшийся за день, словно пес, скинул с себя тяжелый доспех и плашмя упал на землю. Но на запахи из котелка он повел своим шнобелем и, повернувшись на бок, приказал:

— Эй, как тебя, селянин! Подай мне тарелку каши, да шкварок не жалей — люблю их, мочи нет!

Дубыня дернулся было в его сторону с явно агрессивным намерением, но Игги сделал ему знак успокоиться, и тот вернулся к кашеварению.

— Чего оглох что ли, ирод? — не оставлял попыток Кудр. — Живо тащи кашу, а то ухи отрежу! Жаба, скажи ему!

Джуба в этот момент размышлял над тем, не последовать ли этой идее, и не отрезать ли боярчику, скажем, левое ухо? Или правое? Сначала будет больно, потом придет осознание собственной неправоты, но, возможно, в будущем это спасет ему жизнь. Делать добро Игги любил, особенно кровавыми способами.

Он уже было потянулся за ножиком, но Кудр вовремя замолчал и даже пополз в сторону костра, намереваясь самолично добыть себе пропитание. Вставать на ноги он явно не собирался.

— Кашу дай! Жрать хочу! Дай!

Игги пожал плечами, мол, мы что, нелюди какие? Дубыня тут же зачерпнул большой деревянной ложкой и насыпал полтарелки каши.

— Жри!

Кудр, чуть не захлебнувшись слюной, схватил тарелку и начал лихорадочно поглощать ее содержимое. Так вкусно ему не было еще ни разу в жизни: ни когда он лопал вареники со сметаной, или утку, фаршированную рябчиками, или сердце оленя, тушеное с грибами, или даже на большом боярском собрании, куда пригласили его отца, а тот захватил нерадивого сынка с собой — людей посмотреть, себя показать, а кормили там просто на убой…

Но эта каша, сваренная у берега реки в котелке на костре, была лучшим пиршеством за всю его жизнь. Феерия! Идиллия! Совершенство!

Он так и уснул, обнимая тарелку, с ложкой во рту, и проспал до самого рассвета, пока грубый деревянный башмак Дубыни не пробудил его от игривых сновидений, где присутствовали полуобнаженные нимфы, бегали козлоногие сатиры и не было Игги — последним фактором любое сновидение превращалось в приятное.

— Подъем, жирный!

Дубыня уже отошел собирать вещи, а Кудр все возмущался, правда, не вслух. Какой же он жирный? Худой и нескладный. Мышцы неразвиты — это плохо, нос великоват, лицо не самое привлекательное… но народ его любит! Он же собственными ушами слышал, как люди скандировали: «Кудр! Кудр! Кудр!..»

Впрочем, спорить он не стал. Не заслужил деревенщина, чтобы сын боярина вел с ним беседу, якобы на равных. Пусть знает свое место, смерд! Вот только бы вернуться с призом к отцу, уж тот бы помог наказать этих невежливых людей… уж!!!

Пока Кудр мечтал о возмездии, Дубыня подготовил караван к отправлению. Игги умылся, позавтракал, чем боги послали, и занял свое место в телеге с батискафом. Дубыня правил повозкой, а вот Кудр скинул всю сбрую в повозку, и ехал верхом, но налегке.

Лошади были отдохнувшие и свежие, солнце все так же приветливо светило, и дорога стелилась под копытами лошадей.

Идеальное путешествие!

К обеду Джубе захотелось уточнить маршрут у местных. Он ориентировался по картам, нарисованным от руки легендарным путешественником и покорителем вершин, Фердинандом Селедкиным*. Вот только картам было довольно много лет, и требовалось проверить их актуальность.

*Говорят, Фердинанд обошел все горы по кругу три раза, поднялся на каждую вершину, спускался в самые глубокие проемы. А потом катанием на деревянной доске по склонам, и однажды разогнался так быстро, что обогнал скорость восприятия — саму важную из скоростей, и скрылся в иных вселенных.

Поэтому свернули в первую попавшуюся на пути деревню.

К тому времени Кудр изнемог. За полтора дня, проведенных в седле, он утомился, как никогда прежде в жизни. Он проклял все, от отца до Веселины и собственных амбиций. И Игги, добрая душа, разрешил ему править повозкой, привязав коня в поводу, а Дубыня скрылся внутри, решив провести точную инвентаризацию имеющихся баранок и прочего съестного.

Так и въехали в деревню. Впереди на телеге с аппаратом Игги, за ним следом Кудр на повозке, Дубыня внутри, и конь привязанный позади.

И, конечно, Ворон, который то уносился куда-то вперед, словно разведывая дорогу, то возвращался обратно, снижаясь до самой земли, выписывая неимоверные пируэты, чтобы потом поднырнуть под руку Джубе, который, знай, поглаживал красивые перья, да приговаривал:

— Хорошая птица, умная птица, добрая птица, ласковая птица…

Караван заехал в деревню, но никто их не встретил: ни собачий лай, ни вездесущая детвора, ни старики, сидевшие обычно на лавках рядом с домами. Пустота и тишина.

Это было странно и подозрительно.

Джуба, знавший, что в каждой деревне есть место общего сбора, двинул телегу туда, а за телегой потянулись и повозка, и конь.

И практически сразу Игги услышал гул толпы, нараставший по мере приближения к центральной площади.

Там явно происходило нечто интересное, и Джуба поспешил узнать, что именно.

Глава тринадцатая. СОБЫТИЯ, ПРОИЗОШЕДШИЕ ПО ДОРОГЕ К МОРЮ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

Несмазанные оси телег отчаянно скрипели, повозки переваливалась с камня на камень, но к цели все же приближали.

Проехав прямо, направо, налево и еще раз направо, кавалькада достигла центральной площади, которая, конечно, и близко не могла сравниться с велиградской, но была обширна и вмещала всех желающих поглазеть на зрелище.

А зрелище было то еще.

Прохода для телег дальше не было. Поэтому, оставив их позади, Джуба быстро и активно начал проталкиваться вперед сквозь толпу, окружающую самый центр площади. Он, не стесняясь, пользовался локтями, некоторых особо ретивых попросту откидывал в сторону, пару раз зарядил в рожу самым недовольным, и вскоре вышел в первые ряды.

Хорошо Ворону, он летал сверху, наблюдал, а потом уселся на крышу одного из домов и замер.

В центре площади стоял помост, застланный соломой. Это и была импровизированная арена. Сделано все было просто, но со вкусом: по углам вбиты в землю четыре дубовых крепких бревна, соединенные между собой тонкими березками.

Джуба тут же сообразил, куда они попали, и почему все местные жители побросали свои дела и явились на площадь — такое зрелище бывает