Кто прав? (роман, повести, рассказы) - Фёдор Фёдорович Тютчев

я уже сделал предложение и которую надеюсь скоро назвать своей женой, а потому по праву жениха требую от вас оставить мою невесту в покое и не утруждать ее вашими секретами, которых ей вовсе и знать не надо.

При этих словах я почувствовал, как вся кровь хлынула мне в голову. Я готов был отвечать ему дерзостями, но в эту минуту в спор вступила сама. Маня. С достоинством поднявшись с своего места, она холодно смерила Муходав-лева с ног до головы своим лучистым взглядом и спокойно сказала:

— Алексей Александрович, вы забываете, что я еще вам не сказала своего окончательного решения, а до тех пор я свободна и никаких прав над собою не признаю, я охотно выслушаю завтра все, что вы имеете мне сказать, а теперь я бы просила вас не ссориться с одним из моих лучших друзей, с которым мы знакомы чуть ли не с детства, а вас, Федор Федорович,— прибавила она шутливо,—прошу не бунтовать у меня, сегодня поздно, поезжайте домой, мы после поговорим.

Эта речь сразу утихомирила Муходавлева, он даже постарался улыбнуться.

— Покоряюсь,—шутливо воскликнул он,—недаром французы давно уже сказали: «Чего женщина хочет — бог хочет!»

— Когда мы увидимся? — шепнул я Мане на ухо, пока Муходавлев, провожаемый ее родителями, выбирался на лестницу.

— Зачем нам видеться? — спросила она, грустно взглянув мне в лицо.

— Так надо,— нетерпеливо топнул я ногой,— говорите скорей когда, иначе я того натворю, чего вы и не думаете.

— Ну, хорошо, не волнуйтесь. Завтра я утром поеду к сестре.

— В котором часу?

— Да часов около двенадцати.

— Хорошо же, я буду ждать вас тут на углу, подле будки, я с вами поеду, смотрите же — приходите, а пока в задаток...

И раньше чем она успела опомниться, я крепко обнял ее и порывисто поцеловал в самые губы. Она с испугом отскочила от меня.

— Что вы делаете, вы забываете, что я почти невеста другого.

— Никогда вы ничьей невестой, кроме моей, не будете, хотя бы мне для этого пришлось свернуть шею четырем Муходавлевым, помните это, а пока прощайте, до завтра.

Накинув пальто, я поспешно выскочил на лестницу. Николай Петрович, с лампой, стоял на верхней площадке лестницы и светил спускавшемуся Муходавлеву. Розалия Эдуардовна стояла подле и приветливо ему кланялась. Со мною оба они простились очень холодно, очевидно, они были крайне недовольны моим поведением, но мне это было безразлично.

Выйдя на улицу, я увидел Муходавлева, он стоял в нескольких шагах, очевидно поджидая меня.

— Послушайте,— заговорил он каким-то сдавленным голосом,— что вам от нас надо, зачем вы мешаетесь в это дело?

— В какое дело? — холодно спросил я, останавливаясь против него и в упор глядя ему в лицо.

— В дело моей свадьбы. Я хочу жениться на Марии Николаевне...

— Но вы не женитесь, — перебил я его.

— Почему, кто мне может помешать?

— Я. Вы не женитесь, потому что я женюсь на ней, поняли теперь?

— Как не понять, но поймите и вы, что я этого не допущу, мне родители ее дали согласие, и она сама почти согласна, я уже разрешение начальства о вступлении в брак исходатайствовал и кое-кому из товарищей сказал, да я теперь из одного сраму не отступлюсь, нет, вы эти пустяки бросьте, не думайте, что Муходавлев из тех, что позволят вертеть собою, у меня, батенька, хохлацкое упрямство, и уже что я раз решил, так и будет, хоть лоб разобью, а на своем поставлю. Думайте обо мне, что вам угодно, но я предупреждаю вас, что если вы не отстанете, то я попросту, без затей, переломаю вам ребра, слава богу, силы хватит.

— Увидим,— произнес я, медленно отчеканивая каждое слово,— но помните одно, что я тоже не остановлюсь ни перед чем, хотя бы и этим.— Говоря это, я вынул из кармана маленький револьвер Лефоше и слегка щелкнул курком. Зловеще блеснула при лунном свете вороненая сталь дула. Муходавлев побледнел как полотно и как ужаленный отскочил от меня шагов на пять.

«Трус, — мелькнуло у меня в голове,—это хорошо».

— Милостивый государь, — бормотал окончательно перетрусивший Муходавлев,— вы просто того... разбойничаете... как же вы так это смеете... я жаловаться буду... это ведь значит покушение на жизнь человеческую... за это ведь суду предают... я завтра же градоначальнику донесу на вас.

— Можете,— холодно ответил я, — но помните одно, если Мария Николаевна будет вашей женой, я пущу вам пулю в лоб, а потом и себе, мне все равно без нее не жить, а ей этим я услугу окажу, овдовев, она будет со средствами и может выйти по любви. Видите, как все зто просто. — Я говорил так спокойно, точно дело шло о какой-нибудь самой обыкновенной вещи. Хотя Муходавлев и оказался трусом, но тем не менее не настолько глупым, чтобы его было так легко запугать. Когда первое впечатление испуга прошло, он злобно усмехнулся:

— Напрасно вы так думаете, что это так просто, поверьте — я не баран, что позволю себя зарезать, меня не напугаете, и от своего решения я не отступлюсь, чем бы вы мне ни угрожали, а теперь прошу вас идти своей дорогой, а не то я позову полицию и вас арестуют, как носящего оружие. Прощайте.

— Прощайте, но помните, все, что я говорил, не одни пустые угрозы.

— Ладно, ладно, увидим.

Сказав это, он перешел на другую сторону и быстро зашагал от меня прочь, бормоча что-то себе под нос.

Я всю ночь не мог заснуть. Если бы вчера кто-нибудь спросил меня, люблю ли я Маню настолько, чтобы жениться на ней, я бы затруднился ответом, но теперь я просто весь сгорал от безумной страсти. По крайней мере, мне так казалось. При одной мысли, что она может быть женой Муходавлева, который по праву мужа запретит ей видеться со мною, и я таким образом навеки потеряю ее, меня бросало в холод. Я вскакивал с постели и в темноте принимался ходить из угла в угол, сжимая кулаки.

— Ни за что,— шептал я,— ни за что, лучше умереть.

Мне тогда и в голову не приходило, что мое решение жениться на Мане вытекало не столько из любви к ней, сколько из чувства уязвленного самолюбия, упрямства и страстного желания поставить на своем. Мне не столько важно было, хотя я