Дом между небом и землёй - Анастасия Каляндра

греха. Это всё и так отвлекает. А те редкие драгоценные вещи, что человек замечает, и те, что ему удается запомнить и приютить — у него стремятся забрать… Как единственного ребёнка у родителя. Вы очень любили свою семью?..

— Я… Ведь я же говорил, что не помню… — немного рассерженно, уж неизвестно — то ли на неё, то ли на себя, сказал я. Сам не понял.

— …Я понимаю. Но вдруг?.. Ведь эти вещи, наверное, каждый помнит. Ведь это не мысли — это, хотя бы как-то, но и ощущения тоже. Вы можете почувствовать, если только постараетесь. Хотя бы почувствовать, если уж не вспомнить. Ведь… смотрите — я тоже иногда забывала, если честно. Мне так казалось, что я почти и забыла свою мать. Мне, вроде, казалось что я и хочу её забыть, раз уж… раз она забыла меня. — Аля задрожала и закрыла глаза. — Бывает так, что и те, кто любят — потом отвернутся. Так бывает… Так случается. Конечно… это самое страшное из всего, что может быть в отношениях — когда не так, что просто не любил, но любил, а потом… Но ни…че…го. Суть в том, что я так поняла позже — не стоит забывать. Тебе не стоит забывать что-то, что кажется, относится к другому. Ведь если оно в тебе, то оно относится и к тебе. Хоть чем-то. В конце концов, ведь если ты в магазине даёшь продавцу деньги, а он отказывается тебе продавать то, что ты хотел в замен на них, то ты ведь не станешь с досады выбрасывать и деньги в мусорку?.. Они пригодятся ещё где-нибудь. Хотя бы для того, чтобы отдать их кому-нибудь, кто нуждается — просто так взять и отдать. Не в замен ни на что. Раз уж так… Даже если никто и совсем не захочет брать… Так можно просто оставить на улице. На земле. И может быть кто-то хотя бы просто возьмёт их, подберет — не зная, что они от тебя. Но не закладывать в самый тёмный уголок — это уж точно!.. Так и любовь. Вы ведь не можете отбирать ту свою любовь, которая в Вас, должно быть, была, и у себя самого, и у всех других?.. Ведь если Вы даже любили кого-то конкретного — то это… это не так, что любовь только и будет, вот эта мощная сила и свет, всегда указывать только лишь на этого одного человека, как… как стрелка, которую я приклеила намертво к Вашему компасу. Она всегда может вращаться в разные стороны… Вы попробуйте… Вы просто попробуйте. Давайте!.. Попробуйте вспомнить всё то, что с Вами было — хотя бы только в ощущениях. Ну?.. Должно быть Вы тоже любили. Должно быть — Вас тоже бросили?.. Да?

Я почувствовал, как острые загнутые края сминаемой двери, опять впиваются мне в плечи… И мне стало страшно. Мне стало вдруг невероятно досадно, что вот, я страдаю здесь в этой сминающейся двери, а она, Аля — стоит и смотрит у двери со своей гирляндой… И смотрит так… Вникая и… Я выскочил из двери и чуть ни замахнулся на неё.

— С че…го Вы взяли, что Вы знаете всё обо всех?.. — сказал я мертвенным тоном. И сам себе почему-то напомнил свою Таню со стаканом в моей детской кроватке… Совсем как в этом сне… — С че…го? С того что Вы так жале…ете саму себя, что Вам так кажется — все должны чувствовать то же самое?.. Что и Вы? Тогда, Вы считаете наверное, все смогут Вас понять, так?.. Это просто удобно так думать! Вы знаете, я хотя бы ради этого, и не буду Вам говорить, что у меня на самом деле внутри — так, чтобы Вам было удобнее. Вы, конечно, простите, но я бы Вам, лично, совсем никогда бы не стал говорить о себе и показывать… Впускать Вас к себе я бы не стал! Уж Вам — ни за что. Вы ненадежный человек. Вы слишком смело говорите обо всём, что стоит скрыть — о том, что слишком личное… Я возможно, слишком вспыльчив, Вы простите, но… Да, это слишком… Простите. Но… Ну…

Я замолчал. И ощутил себя в пустоте. Я оглянулся на Алю. Она немного угнувшись смотрела прямо перед собой, на тарелку с яичницей. Такое было странное, спокойное у неё выражение, что… мне так подумалось, что должно быть, её тоже сжимает дверь. И ещё, что она закидывает что-то новое далеко, далеко в картонном ящике. Мне стало страшно. Немного страшно… даже так, как будто теперь я вместо неё стою на пороге и смотрю. Как она пролазит в дверь. Это показалось мне слишком страшным. Слишком спокойным и страшным.

— Вы… Вы простите ещё раз… Вы не подумайте, что… Вы не обижаетесь?.. — Аля, всё глядя в одну и ту же точку, медленно повертела головой отрицательно. — Я просто… Сегодня была страшная ночь… Мне много чего снилось и… И это наверное от нервов. Да, это нервы. Простите.

— Нет, нет. Вы не думайте, что я обижаюсь… Вы не думайте. Ведь Вы всё правильно сказали. Меня, и правда, не с надо впускать к другим… Мне слишком во многом нужно ещё у себя разобраться. Я так и сама… тоже думаю. Да и… Мне только дай волю, так я по чужим домам только бегать и стану… А про свой позабуду. Хотя… Это я здесь откровенна. А так… Вот когда я бываю в городе, так из меня там и слова не вытащишь. А где-нибудь в гостях у знакомых — да так и вовсе. Это я здесь про себя столько рассказываю… Но… Будь наша с Вами встреча где-то в другом месте, так я бы засмущалась просто, и ничего бы Вам рассказывать не стала. Вы просто сами пришли и я… Мне так подумалось, что значит — Вы хотите знать… Ну, да… Я сама виновата. Не надо было включать ночник. Зачем он, когда и так очень много света?.. Это до добра не доводит…

— Да я и хочу, правильно… Как раз, вот… Как раз и хотел спросить — что-то там Вы хотели ещё мне показать, кажется?.. Из своих комнат? Да?..

— Да что там показывать?.. Что Вы… Обычные… Ничего особенного. Только ноги сбивать. Я думаю в этом нет смысла.

— Да… — мы помолчали. — А не скажете, сколько времени?.. Я ведь уже совсем потерялся!.. А ведь мне же на работу. Ведь я и забыл.

— Я… А