Наши гости - Анна Пайтык

оттуда лепешки. Взяла самую верхнюю из лежащих стопкой лепешек и протянула ее дяде Мише. Желтая пшеничная лепешка золотом отлила при лучах знойного летнего солнца. Дядя Миша вначале три раза поднес лепешку ко лбу.

— А ты, оказывается, не забыл наш старый туркменский обычай, — засмеялся папа.

— Я ничего не забыл, дорогой Коссек! — отвечал дядя Миша. Он отломил от дымящейся лепешки маленький кусочек, сунул его в рот и поднял указательный палец. — Ох, Маша, только попробуй, и ты никогда в жизни не забудешь вкус тамдырного хлеба.

И тетя Маша, и Володя, и Лиля — все попробовали по кусочку лепешки. Мама пригласила их в шалаш.

— Может быть, с дороги помоетесь? — предложил папа.

— С удовольствием, — кивнул дядя Миша.

Папа повел его к нашему душу. Собственно, это не настоящий душ, а просто два вкопанных столба, наверху которых укреплена бочка с водой. Если утром наполнить бочку, то никакого огня не надо. Солнце нагревает воду чуть ли не до кипения.

Но как ни хорошо мыться под душем, я предпочитаю купаться в проточной воде арыка. Потому что погода жаркая, хочется освежиться. И вообще, проточная вода — совсем другое дело. Прыгай с берега, плыви по течению или против течения, ныряй. Как только я предложил Володе отправиться к арыку, он запрыгал от радости.

Когда мы вернулись с купания, уже и дядя Миша, и тетя Маша, и Лиля искупались под душем, причесались, переоделись.

— Базар, возьмите меня тоже в следующий раз купаться на речку, — попросила Лиля.

— Да мы на арык ходили, — ответил ей я. — Здесь нет реки. В Каракумах есть только одна река. Мы ее каналом называем. В ней купаться невозможно. Даже верблюда уносит течением, — объяснил я.

— Глубоко там? Течение сильное? — затараторила Лиля.

— Конечно, река глубокая. Мы ведь сами рыли ее, — похвалился я.

— Сами реку рыли? — не поверил Вовка.

— Ну, конечно, не я, взрослые копали и назвали канал именем Ленина. В наших краях вода — самое важное. Так папа говорит. Пойдемте, лучше я покажу вам маленьких крольчат.

— Пошли! — сказал Володя, но вдруг остановился.

Я догадался, что ему не хочется брать с собой Лилю. И Лиля это поняла.

— Если Вовка не хочет идти, пусть остается. Пойдем мы с тобой вдвоем. — И она потянула меня за руку.

Володе, конечно, хотелось посмотреть на крольчат, и он поплелся за нами. Но крольчиха на этот раз снова заупрямилась: сколько ни сидели мы у норы, спрятавшись за кустами, она так и не вышла наружу, и детишек своих не выпустила. Возможно, она испугалась голоса Лили. Я ей говорю:

— Помолчи! У кроликов уши даже больше ослиных, они очень далеко слышат.

Володя толкает сестру локтем. Но Лиля не может молча ни минуты просидеть, точь-в-точь как Джеренка. Наверное, все девчонки такие.

В конце концов нам надоело высматривать крольчиху, и мы отправились на бахчу.

— Если у тебя так чесался язык, говори теперь, — упрекнул сестру Володя.

Но Лилю вовсе не обязательно просить, чтобы она разговаривала. Как только мы подошли к грядке с дынями, она своим звонким голосом засыпала меня вопросами:

— Ой, вы посмотрите! Что это такое, Базар?!

— Дыня. И вот те тоже дыни. Вся эта борозда засажена дынями, — объясняю я.

Лиля восторгается:

— Ой, как их много! Неужели же они все съедобны?

— Ну конечно, если дыня, то съедобна. Разве ты видела и несъедобные дыни?

— Грибы несъедобные видела. Правда, Вовка?

— В лесу встречаются несъедобные грибы, — подтвердил Володя. — У вас, наверное, не растут грибы — ведь здесь нет леса.

— А у нас грибы бывают в песках. У нас тоже поганки не едят. Но дыни все едят. И арбузы едят…

— Кто же не знает, что арбузы едят, — улыбнулся Вовка.

— А если знаешь, то скажи, чем различаются вот эти две дыни? — спросил я, показывая на каррыкыз и вахарман.

Они переглянулись. Потом Лиля стала просить меня:

— Ну скажи же, Базар!

Я рассказал про разные сорта дынь, которые росли у нас на бахче, и показал их Володе и Лиле. Лиля смотрела и изумленно ахала.

— У нас до ста сортов дынь, — сказал я и начал перечислять названия. Однако досчитал до десяти и запнулся. Вот дедушка, тот бы все сто, наверное, смог бы назвать.

— Идите сюда, идите! — крикнула Лиля. — Вы только посмотрите на эту дыню! Какая она большая! Вовка, и ты даже не сможешь поднять ее… Базар, и ты…

— Это не дыня, это тыква, — я засмеялся.

Лиля тихонько погладила тыкву, а Володя поставил на нее ногу.

— Осторожнее, вдруг она сломается! — испуганно воскликнула Лиля. Я засмеялся. Володя попытался обнять тыкву, но у него ничего не вышло. Мы втроем уселись на тыкве и вытянули ноги. Рядом с нами можно было посадить еще одного человека, а может быть, даже двух.

— Как же ее донести? — спросила Лиля. — Она такая огромная!

— Очень просто. Ее можно покатить.

Вдруг Лиля увидела висевшую на краю грядки люфу.

— А это что?

— Мочалка.

— Разве мочалки растут?

— А то как же.

— Я думала, их просто покупают в магазине.

— И хлеб в магазине покупают, а он растет в поле, — сказал Володя.

— То хлеб, а то мочалка. А мыться ею можно?

— Конечно, — сказал я, сорвал мочалку и вручил ее Лиле. — Намыль и мойся сколько хочешь.

Лиля запрыгала, словно поймала попугая.

— Нет, я не буду ею мыться, я спрячу ее и увезу в Ленинград.

Мне очень нравилось, что Володя с Лилей всему удивляются, и я раздумывал, что бы им еще показать, но тут послышался голос мамы, звавшей нас обедать. Мы побежали к шалашу. Я готов был еще раз "положить шапку" перед мамой. На помосте был накрыт стол, да какой красивый! Гости сидели по-туркменски — и дядя Миша и даже тетя Маша.

— Как хорошо, Коссек, что ты привез нас сюда, на бахчу! — веселым голосом говорил дядя Миша. — Здесь такой воздух, такая природа!

— Я даже не мечтала о таком! — вторила тетя Маша. — На всю жизнь запомню эту поездку!

Я слушал их и думал, что папа, наверное, был прав, что привез гостей на бахчу.

"КТО" ИЛИ "ЧТО"

Когда дедушка вернулся, солнце уже было на закате. Прямо со станции он отправился на пастбище и теперь ехал на своем ишаке. За ним важно вышагивала наша верблюдица, а сзади семенил верблюжонок. Увидев верблюдицу с верблюжонком, Володя и Лиля замерли, словно перед ними было чудо, а потом бросились к ним.

— Халлы, — позвал маму дедушка, — иди скорей, пока верблюжонок не припал