Николай Кузнецов. Строптивый ставленник Сталина - Владимир Виленович Шигин

Текст присяги военнослужащих ВМФ СССР. 1938 г. Из архива А. А. Раздолгина

Свидетельство Платонова весьма любопытно. Каким бы ни был Фриновский профаном, он спрашивал со своего подчиненного за потерю новейшего корабля вполне справедливо. И Николай Герасимович, как видим, действовал в дальнейшем точно так же. В данной же ситуации он проявил себя как прекрасный психолог. Пока Фриновский, путаясь, зачитывал текст доклада, Кузнецов по выражению лица Сталина понял, что тот крайне им недоволен, поэтому и решился на вопиющую дерзость. А не ориентировавшийся в ситуации Фриновский не нашелся что ответить.

Конечно же, демарш был рассчитан не на наркома, а на Сталина. Кузнецов демонстрировал ему свое мужество и компетентность, зная, что вождь любит умных и смелых. И расчет оправдался. Он сумел не только выйти сухим из воды, но и обратить свое поражение в блестящую победу, заработав у Сталина «призовые очки».

В результате Сталин обратился к нему самому:

— Вы считаете, что было предпринято все для спасения корабля?

— Да, товарищ Сталин. Руководитель перехода капитан 3-го ранга Горшков — опытный командир и в трудные минуты действовал умело. Винить его в случившемся нельзя. Если кто и виновен в случившимся, то только я как командующий флотом.

Зал замер в ожидании реакции Сталина. Он же ответил спокойно: в море, мол, всякое бывает… На этом вопрос о виновниках гибели эсминца «Решительный» был закрыт, и Сталин больше к нему не возвращался.

Стало ясно, что на молодого командующего Тихоокеанским флотом у него планы столь серьезные, что их не может поколебать даже гибель новейшего боевого корабля, не говоря уже о доносе.

На следующий день состоялся прием для руководства ВМФ в Грановитой палате. Сталин хвалил молодых командиров и персонально Кузнецова, говорил, что перед флотом открываются необычайно широкие перспективы. Провозглашались тосты: за Сталина, за моряков, за каждого из командующих флотами — включая нашего героя.

Вскоре Президиум Верховного Совета СССР утвердил новый текст военной присяги для Красной армии и ВМФ и новое положение о порядке ее принятия. Кузнецов принял ее одним из первых.

Глава 8. Молох флотских репрессий

Вопрос о репрессиях 1937–1938 годов остается одним из самых сложных в изучении сталинской эпохи. Отношение общества к ним прошло несколько этапов от их полной и безусловной поддержки до столь же полного и безусловного осуждения, после чего настала пора дискуссий. Больше всего споров — на тему, был ли в реальности заговор против Сталина и его политического курса. До сих пор в нашем обществе нет единого взгляда на причины репрессий, их неизбежность, личную ответственность определенных руководителей, а также на последствия репрессий для наших Вооруженных сил и государства в целом. Поэтому автор выскажет личную точку зрения по данном вопросу.

Ненависть старой «большевистской гвардии» к Сталину во многом была вызвана продвижением во власть молодых управленцев, способных заниматься не бесконечными дискуссиями и формированием оппозиционных групп, а вопросами народного хозяйства и государственного строительства. Большинство соратников Ленина и Троцкого прекрасно владели навыками конспирации и подпольной работы, умели агитировать массы, карать несогласных, но заниматься повседневным созидательным трудом не умели. При этом старый партийный и военный аппарат был потрясающе безграмотен. Число людей с высшим образованием среди партийного и военного руководства не превышало 7 процентов. Начинать с ними индустриализацию страны и готовиться к надвигающейся войне было просто немыслимо. К тому же большая часть этой «элиты» открыто выступала против индустриализации и милитаризации экономики.

Зрело недовольство региональных партийных лидеров, которые, ссылаясь на рост контрреволюционных настроений, требовали не допускать к выборам «белогвардейскую сволочь» и усилить репрессии. Сталину и его группе был фактически поставлен ультиматум. Он ответил энергичными кадровыми перестановками и жестокими чистками партийно-государственной и военной верхушки. Расправы с политическими противниками — вполне в духе времени и методов, унаследованных от времен Гражданской войны. Впрочем, исследователям еще предстоит разобраться, какие именно группировки сводили счеты с противниками под предлогом «очищения рядов». К середине 30-х годов многие из них стали приобретать черты законспирированных организаций со сложившейся внутренней иерархией и программой действий. Они интриговали и враждовали между собой, переманивали друг у друга наиболее значимых военачальников, вели переговоры и заключали соглашения о временном сотрудничестве и взаимной поддержке.

Несомненно, репрессии среди высшего руководства армии и флота были санкционированы лично Сталиным и его ближайшим окружением. Однако на среднее командное звено их обрушили в большинстве своем те военачальники, которые сами им подверглись. Демонстрируя беспощадность к подчиненным, многие стремились таким образом доказать свою лояльность, а заодно избавиться от неугодных.

Первыми уничтожались командующие высшего звена, связанные в прошлом с Троцким, причем не только по службе. Практически все они находились в 1918–1924 годах в его подчинении как наркома по военным и морским делам. Однако в условиях внутрипартийной демократии в 20-х годах немалая их часть принимала сторону Троцкого и в борьбе фракционных групп. Можно с уверенностью утверждать, что в большинстве случаев поддержка имела чисто карьерный смысл, реально в серьезных политических баталиях никто из них не участвовал.

То, что в последующем эти руководители официально раскаялись в старых ошибках и стали верными ленинцами-сталинцами, никакой роли уже не играло. По ним и пришелся основной удар. Командиров среднего звена, как правило, изгоняли из армии и флота или отправляли в лагеря. Когда волна схлынула, некоторое их количество было оправдано и возвращено в строй.

Разумеется, кровавый молох обрушился на множество совершенно невинных, оклеветанных людей, уничтожив одних и исковеркав судьбы других. Именно поэтому трагедия 1937–1938 годов до сегодняшнего дня является незаживающей раной нашего общества.

Большинство историков считает, что Сталин в подборе высших руководителей был очень недоверчив, полагая, что лучше перестраховаться от бывших троцкистов, чем ошибиться. При этом, обладая феноменальной памятью, он последовательно менял «старую гвардию», подбирая на ее место молодых выдвиженцев, не имевших троцкистского прошлого и не связанных ни с какой политической оппозицией. Пик этого нового набора пришелся как раз на 1937–1938 годы. Похоже, Кузнецов попал именно в эту обойму.

Из воспоминаний Н. Г. Кузнецова:

«Отношение к людям у него (у Сталина. — В. Ш.) было, как к шахматным фигурам и преимущественно пешкам. Он мог убрать любую фигуру с шахматной доски и поставить ее вновь, если игра требовала этого. В таких случаях он не был даже злопамятен, и репрессия, пронесшаяся над человеком по его же приказу, не служила препятствием для полного доверия к нему в