Танцор Ветра - Константин Александрович Зайцев

не было ни малейшего желания ее греть. Холод и вода очистит не только тело, но и мысли. Я окунулся, чувствуя, как с меня смываются все переживания, все сомнения. Каждая капля, стекая по телу, казалась символом того, что я оставляю позади. Но я знал, что некоторые вещи смыть невозможно.

Переодевшись в чистую одежду — простые штаны и серую рубаху с длинным рукавом, — я двинулся вглубь дома, к крошечной комнате, которая теперь для меня стала священной. Там стоял поминальный алтарь.

На нём — табличка с именем наставника, Цзян Вэй. Рядом свежие цветы, купленные по дороге, и небольшая чаша с рисом. Я зажег благовония, и дым начал медленно подниматься, заполняя комнату сладким ароматом.

И тут я заметил нечто необычное. То чего там не должно было быть.

Рядом с табличкой лежал бумажный цветок лотоса. Такие приносят в дар усопшим желая им хорошего посмертия. Тонкая, почти прозрачная бумага, но прочная на ощупь, явно очень дорогая. Лепестки были белые как снег, но по краям — черная кайма, будто благородный цветок носил траурную вуаль. На некоторых лепестках были изображены капли крови — настолько искусно, что казалось, будто они вот-вот упадут. В центре цветка, идеально выведенный, был иероглиф — «клятва».

Я замер, рассматривая цветок. Кто-то оставил его здесь. Кто-то, кто знал наставника и очень его ценил. И этот кто-то был из ученых или аристократов. И судя по этому цветку этот кто-то дал клятву наставнику.

Глубоко вздохнув я начал вспоминать язык цветов и символов, которому меня обучил наставник.

Белый лотос символизирует чистоту, духовное просветление и возрождение, но так же траур и утрату. Чёрная кайма, подчеркивает скорбь. Глубокую как море, оставившую незажившую рану в душе. Кровавые капли — символ готовности пролить кровь во имя мести.

Если я правильно прочитал знаки, то кто-то дал клятву отомстить за смерть моего наставника и его скорбь настолько глубока, что он готов платить кровавую цену за исполнение этой клятвы. Возможно у меня есть потенциальный союзник, о котором я ничего не знаю.

Я положил цветок обратно на алтарь и опустился на колени.

— Учитель, — тихо произнёс я, — я вернулся.

Я закрыл глаза, но перед внутренним взором встал его образ: седая борода, острый взгляд, полная мудрости усмешка.

— Ты учил меня, что смерть — это лишь переход. Но я не могу принять, что тебя больше нет. Ты был для меня больше, чем наставник. Ты был отцом, которого у меня никогда не было.

Я взял чашу с рисом и поставил её перед табличкой. Затем зажёг свечу, и её свет замерцал в полумраке комнаты.

— Я принес тебе подношения, — сказал я. — Рис, чтобы ты не голодал в мире духов. Цветы, чтобы напомнить тебе о красоте этого мира. И благовония, чтобы твой дух нашёл покой.

Я поклонился, касаясь лбом пола. Когда поднялся, в глазах стояли слезы, но я смахнул их.

— Ты всегда говорил, что справедливость — это не просто слово. Это действие. И я клянусь тебе, учитель, что найду тех, кто лишил тебя жизни. Я узнаю, кто стоит за этим, и они ответят за то, что сделали.

Я сжал кулаки, чувствуя, как гнев и боль сжимают грудь.

— Я не знаю, сколько времени это займёт. Не знаю, сколько крови придется пролить. Но я не остановлюсь, пока не узнаю правду. Ты научил меня быть тенью, но теперь я стану мечом несущим справедливое воздаяние.

Я снова поклонился, на этот раз глубже. Когда поднялся, в комнате стало тихо, только дым благовоний продолжал виться в воздухе.

— Спи спокойно, учитель. Твоё дело не закончено. Я продолжу его.

Я задержался на мгновение, глядя на табличку и бумажный цветок.

С чего начинать?

Кто-то был в моём доме. Кто-то кому был очень дорог наставник, но куда важнее то, что я не знал, кто это был. И может ли он мне быть полезным.

Я погасил свечу и вышел из комнаты.

Переодевшись в повседневную одежду — потёртый кожаный жилет поверх длинной рубахи, лёгкие сапоги, не мешающие двигаться, — я задумался, куда идти дальше. Пока я занимался размышлениями руки, сами собой, убирали ножи под одежду.

Пока было понятно лишь одно: я не могу терять время. Оно играет против меня и мне надо ускориться прекратить играть в догонялки.

Выйдя из дома, я почувствовал, как холодный вечерний воздух обволакивает меня. Ветер словно обнимал меня и говорил, что я не один. Что он со мной и вместе мы можем все. Улицы Нижнего города оживали: где-то слышались крики торговцев, звон монет, смех гуляк. В переулках вспыхивали бумажные фонари, разгоняя тьму, а воздух был насыщен запахами жареного мяса, пряных специй и пролитого вина.

Я направился к переулку, где обычно дежурили бойцы из тонги Луннолицых — банды, контролирующей этот район. Наставник платил им, чтобы за нашим домом всегда был присмотр и теперь мне надо подтвердить эту договоренность.

Возле стены стоял один из бойцов — высокий, с резкими чертами лица и татуировкой полумесяца на лбу. Он курил трубку, но, увидев меня, тут же выпрямился.

— Брат Лао, — кивнул он, выпуская клуб дыма. — Как раз вовремя. У нас есть для тебя информация.

— Говори, — я остановился рядом, мельком осматривая переулок.

Боец перевернул трубку и выбил ее об подошву сапога, явно собираясь с мыслями.

— Уже несколько раз за последние дни кто-то из чужаков пытался проникнуть в твой дом. Не местные, это точно. Мы их спугнули, но, похоже, они не собираются сдаваться.

Я нахмурился.

— Опиши их.

— Одеты хорошо, явно не уличная шелупонь, да она и не сунется грабить дома под нашей защитой. Но у одежды не наш крой, старшие говорили, что подобное носят на островах. Хорошо двигаются, явно знают, как драться, но не привыкли к нашим улицам. Один высокий, лицо чиновника, другой коренастый, со шрамом через глаз. Как только поняли, что за ними следят, сразу исчезли.

А это еще кто? Острова это княжество Чжоу, но они отделились от Империи еще два века назад после череды кровопролитных войн. Зачем им пытаться проникнуть в мой дом? Еще одна загадка на мою голову и как всегда на нее я не вижу ответа.

Я достал из кармана серебряную монету и протянул бойцу.

— Наставник мертв, но я подтверждаю контракт с тонгой.

Боец взял монету, взвесил ее на ладони и тут же спрятал