Во весь голос - Маяковский Владимир Владимирович

                      разостланных низом,

чтоб бумажки,

                           подписанные

                                                     прямо и криво,

не заслоняли

                         ему

                                коммунизм.

Товарищу Нетте – пароходу и человеку

Я недаром вздрогнул.

                                         Не загробный вздор.

В порт,

             горящий,

                               как расплавленное лето,

разворачивался

                              и входил

                                               товарищ «Теодор

Нетте».

Это – он.

                   Я узнаю́ его.

В блюдечках-очках спасательных кругов.

– Здравствуй, Нетте!

                                         Как я рад, что ты живой

дымной жизнью труб,

                                          канатов

                                                         и крюков.

Подойди сюда!

                             Тебе не мелко?

От Батума,

                     чай, котлами покипел…

Помнишь, Нетте, —

                                       в бытность человеком

ты пивал чаи

                         со мною в дипкупе?

Медлил ты.

                      Захрапывали сони.

Глаз

        кося

                 в печати сургуча,

напролет

                  болтал о Ромке Якобсоне

и смешно потел,

                                стихи уча.

Засыпал к утру.

                             Курок

                                         аж палец свел…

Суньтеся —

                      кому охота!

Думал ли,

                   что через год всего

встречусь я

                     с тобою —

                                        с пароходом.

За кормой лунища.

                                    Ну и здо́рово!

Залегла,

               просторы на́двое порвав.

Будто на́век

                       за собой

                                      из битвы коридоровой

тянешь след героя,

                                    светел и кровав.

В коммунизм из книжки

                                               верят средне.

«Мало ли,

                   что можно

                                       в книжке намолоть!»

А такое —

                   оживит внезапно «бредни»

и покажет

                    коммунизма

                                            естество и плоть.

Мы живем,

                     зажатые

                                     железной клятвой.

За нее —

                на крест,

                                 и пулею чешите:

это —

           чтобы в мире

                                     без Россий,

                                                           без Латвий,

жить единым

                          человечьим общежитьем.

В наших жилах —

                                  кровь, а не водица.

Мы идем

                 сквозь револьверный лай,

чтобы,

             умирая,

                            воплотиться

в пароходы,

                       в строчки

                                         и в другие долгие дела.

Мне бы жить и жить,

                                         сквозь годы мчась.

Но в конце хочу —

                                    других желаний нету —

встретить я хочу

                               мой смертный час

так,

       как встретил смерть

                                              товарищ Нетте.

Хулиган

Республика наша в опасности.

                                                          В дверь

лезет

          немыслимый зверь.

Морда матовым рыком гулка́,

лапы —

               в кулаках.

Безмозглый,

                        и две ноги для ляганий,

вот – портрет хулиганий.

Матроска в полоску,

                                       словно леса́.

Из этих лесов

                          глядят телеса.

Чтоб замаскировать рыло мандрилье,

шерсть

              аккуратно

                                  сбрил на рыле.

Хлопья пудры

                           («Лебяжьего пуха»!),

бабочка-галстук

                               от уха до уха.

Души не имеется.

                                  (Выдумка бар!)

В груди —

                   пивной

                                 и водочный пар.

Обутые лодочкой

качает ноги водочкой.

Что ни шаг —

враг.

– Вдрызг фонарь,

                                   враги – фонари.

Мне темно,

                      так никто не гори.

Враг – дверь,

                          враг – дом,

враг —

             всяк,

                       живущий трудом.

Враг – читальня.

                                 Враг – клуб.

Глупейте все,

                         если я глуп! —

Ремень в ручище,

                                 и на нем

повисла гиря кистенем.

Взмахнет,

                  и гиря вертится, —

а ну —

            попробуй встретиться!

По переулочкам – луна.

Идет одна.

                    Она юна.

– Хорошенькая!

                                (За́ косу.)

Обкрутимся без загсу! —

Никто не услышит,

                                     напрасно орет

вонючей ладонью зажатый рот.

– Не нас контрапупят —

                                                не наше дело!

Бежим, ребята,

                             чтоб нам не влетело! —

Луна

          в испуге

                          за тучу пятится

от рваной груды

                               мяса и платьица.

А в ближней пивной

                                       веселье неистовое.

Парень

              пиво глушит

                                      и посвистывает.

Поймали парня.

                               Парня – в суд.

У защиты

                   словесный зуд:

– Конечно,

                       от парня

                                        уйма вреда,

но кто виноват?

                               Среда.

В нем

           силу сдерживать

                                           нет моготы.

Он – русский.

                            Он —

                                      богатырь!

– Добрыня Никитич!

                                          Будьте добры,

не трогайте этих Добрынь! —

Бантиком

                   губки

                              сложил подсудимый.

Прислушивается

                                 к речи зудимой.

Сидит

            смирней и краше,

чем сахарный барашек.

И припаяет судья

                                  (сердобольно)

«4 месяца».

Довольно!

Разве

           зверю,

                        который взбесится,

дают

         на поправку

                                 4 месяца?

Деревню – на сход!

                                      Собери