Дедушкины сказки и байки - Виорэль Михайлович Ломов

там купил хозяин. Принес домой и поставил на стол. Полюбовался ими. Красивые были часы! Глава дома был хороший, он регулярно заводил часы, и они никогда не останавливались. Хозяин очень редко подводил минутную стрелку, на одно-два деления, и часы начали считать себя самым настоящим хронометром. Они привыкли к тому, что день и ночь ходят без устали, что в комнате они самые главные, что от их хода зависит настроение хозяина и его гостей, которые изредка приходили к нему. Часам уже стало казаться, что весь мир должен подчиняться ритму их жизни. Они настолько уверовали в собственную значимость, что даже говорили о себе во множественном числе, как император – «Мы».

Когда хозяин принес резвого котенка, который как угорелый принялся носиться по комнате, часы с недоумением спросили его:

– Что ты носишься? Ведь всё равно ты не можешь обогнать нас. Ты ходи, как ходим мы.

– Ношусь, потому что нравится! – отвечал котенок.

– А нам это не нравится! – настаивали часы. – Ты ходи. Приказываем тебе!

Но котенок их не слушался и продолжал гонять по полу бумажку, прыгать с дивана на подоконник, с подоконника на кресло…

Часы не сдавались и упорно день за днем продолжали укорять малыша, призывая бросить мельтешить и начать ходить, как они сами – важно и значительно.

Однажды котенок прислушался к часам и стал всё меньше и меньше двигаться. Начал ходить, важно, повиливая хвостом. Ходил он так, ходил, какое-то время превозмогая свою природную прыть, потом ему это надоело. Просто ходить было неинтересно, а носиться лень. Он и сам не заметил, как превратился в толстого вялого кота. Конечно же, часам не понравилось и это! Они продолжали наставлять ленивца:

– Почему ты совсем перестал двигаться. Ты ходи! Приказываем тебе!

Кот нехотя поднялся, сделал пару шажков, брякнулся набок. Так ему было удобнее лежать, да и вообще, лучше лишний раз умыться, чем бестолково бродить по комнате!

Это крайне возмутило часы. Они с негодованием стали стыдить строптивца, но тот и не слушал их. Часы до того разошлись, что у них что-то лопнуло внутри, и они остановились.

Кот обратил внимание на то, что часы перестали тикать, с неохотой поднялся, зевнул, запрыгнул на стул, потом на стол. Понюхал умолкшие навсегда часы – они ничем не пахли – и философски изрек:

– Тоже мне, учителя! Ходи, ходи! А сами за всю жизнь не сделали ни одного шага!

Вот то-то и оно

Жили на свете три приятеля: Вот, То-то и Оно. Больше, чем они спорили друг с другом, никто не спорил. Часами препирались они по любому пустяку. С пеной у рта каждый доказывал свою точку зрения и опровергал чужую, какой бы убедительной она не казалась. Раздор чаще всего возникал на ровном месте, хотя при этом друзья и не знали, о чем спорят. Как-то раз они оказались на берегу реки и увидели Лягушку. Вернее, только ее голову, торчавшую из воды. Лягушка, выпучив глаза, уставилась на незнакомцев и, казалось, улыбалась.

– Глянь! – вскричал Вот. – Глаза улыбаются!

– Где ты видел улыбающиеся глаза? – спросил То-то.

– Вон они, перед тобой!

– Чепуха! Никакие это не улыбающиеся глаза! Это улыбка с глазами!

– Ага, умники! – воскликнул Оно. – Это огрызок огурца! С глазами! Ха-ха! И с улыбкой! Ха-ха-ха!

Лягушка долго слушала их вздор и спросила:

– А может, вы у меня спросите, кто я такая?

– Без тебя знаем! – отмахнулась троица. – Выискалась тут!

– Ну и кто же я?

– Улыбающиеся глаза! – Улыбка с глазами! – Огрызок огурца! – в один голос воскликнула троица.

– А вы сами-то кто такие будете? – спросила Лягушка. – Что-то я вас раньше не видела.

Вот, То-то и Оно свысока поглядели на огрызок огурца с глазами и улыбкой.

– Вот! – То-то! – Оно! – ударили они себя в грудь. – Мы самые главные на свете!

– Понятно. Спасибо, просветили, – сказала Лягушка. – Я думала, вы глупые, а вы, оказывается, самые главные. Когда чего-то не знаешь, оно всегда кажется глупым. Вот то-то и оно.

Тополь и черемуха

Тополь и черемуха появились на свет весной. Ростки радовались солнцу, пили влагу из земли и воздуха, росли, пока не стали в рост человека. Деревца перестали тянуться вверх, пытаясь разглядеть в конце аллеи проезжавшие машины, а огляделись по сторонам и вдруг заметили друг дружку. Оказывается, росли они рядом, по обе стороны парковой аллеи. С того дня они каждое утро приветливо кивали друг другу всеми веточками.

Черемуха, как всякая девочка, следила за каждым своим листочком, а через год она принарядилась в белоснежное платье. Прекрасный был месяц май! Тополь вдыхал чудный аромат черемухи и не мог налюбоваться на свою соседку. Он тоже хотел сделать ей что-нибудь приятное, но мог лишь аплодировать своими листьями, когда в аллею заглядывал ветер.

Черемуха была рада этому ненавязчивому вниманию, так как страдала от гогочущих подростков, ради забавы срывавших цветы, а еще больше от двух молчаливых старух, ломавших ночами распустившиеся ветки на продажу.

Каждую весну черемуха радовала своим цветением прохожих и тополь, заметно подросший с годами.. В пору цветения тополь предупреждал черемуху о подростках и старухах, и она старалась поднять свои ветки повыше, чтобы те не смогли обломать их.

Прошло еще семь лет. Как обычно, в мае черемуха покрылась цветами, и не успели еще все ветки толком распуститься, как ночью подъехал на грузовом мотороллере мужчина, срезал все ветки, побросал их в кузов и уехал. Тополь ничем не мог помочь черемухе, лишь гневно шумел листвой и пытался схватить злодея за шиворот. Едва не треснул ствол, но до похитителя было не дотянуться!

Черемуха заболела, стала вянуть, и тополь не знал, чем помочь ей. На месте цветущей красавицы остался жалкий куст. Прохожие сетовали:

– Кто же так ободрал ее, бедняжку! Куда смотрит полиция?!

Тополь затосковал, но тут плотные почки, пропитанные его слезами, стали клейкими и вскоре распушились. Когда в аллею заглянул ветер, тополь осыпал черемуху мягким воздушным пухом. Прохожие снова глядели на белоснежную черемуху и умилялись:

– Какая она красавица!

Черемуха поправилась и на следующий год расцвела вновь.

Две сосны

На берегу озера, заполнившего в давние времена каменную чашу, росли две сосны, стройные и высокие, как мачты старинных кораблей. Эти деревья и по сию пору называют корабельными соснами. Их предки становились теми самыми фок-мачтами, грот-мачтами, бизань-мачтами, которые терпеливо скрипели и пружинились под напорами шквалистых ветров и несли парусники в неведомую даль.

Эти две сосны