Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

образования симптомов можно с полным правом назвать «возвращением вытесненного». Впрочем, их отличительным качеством является далеко зашедшее искажение возвращенного по сравнению с его исходным видом. Возможно, кому-то покажется, что вместе с последней группой фактов мы слишком удалились от аналогии с традицией. Но не следует сожалеть об этом, ибо тем самым мы приблизились к проблеме отказа от влечений.

VII. Идентифицирование

Идентифицирование известно психоанализу как самое раннее проявление эмоциональной привязанности к другому лицу. Оно играет определенную роль в предыстории эдипова комплекса. Малолетний мальчик проявляет особый интерес к отцу, он хотел бы стать и быть таким же, как отец, хотел бы заменить его во всех отношениях. Мы уверенно говорим: он принимает отца за свой идеал. Его поведение не имеет ничего общего с пассивной или женственной установкой по отношению к нему (и к мужчинам вообще), оно, напротив, исключительно мужское и прекрасно согласуется с эдиповым комплексом, подготовлению которого и содействует.

Одновременно с этой идентификацией с отцом, а может быть, даже до нее мальчик начинал по-настоящему концентрироваться на матери в качестве объекта любви, делая ее своей опорой. Тогда же он, соответственно, проявляет две психически разные привязанности: к матери – чисто сексуальную, объектную привязанность, к отцу – подражательное идентифицирование. Обе они некоторое время сосуществуют, не мешая друг другу. Из-за непрерывно продолжающегося упорядочивания психики они в конце концов встречаются, и в результате этого возникает нормальный эдипов комплекс. Малыш замечает, что отец стоит на его пути к матери; его идентифицирование с отцом принимает теперь враждебную окраску и становится идентичным с желанием заменить его возле нее. Именно идентифицирование с самого начала амбивалентно, оно может в равной мере выражать как нежность к отцу, так и желание его устранить. Оно ведет себя как производное первой – оральной – фазы организации либидо, на которой вожделенный и важный объект путем поедания попадал в организм и при этом как таковой уничтожался. Каннибал, как известно, придерживается точки зрения, что своих врагов он любит так, что «съесть хочет», и не съедает тех, кого по какой-либо причине не любит[478].

Судьба этой идентификации с отцом позднее просто пропадает из виду. Возможно, эдипов комплекс преобразовывается: отец в случае женственной установки воспринимается как объект, от которого ждут удовлетворения непосредственных сексуальных влечений, и тогда идентификация с отцом предшествует объектной связи с ним. Так же – с соответствующими заменами – обстоит дело и в случае малолетней дочери.

Нетрудно определить разницу между этой идентификацией с отцом и выбором отца в качестве объекта. В первом случае отец является тем, кем хотели бы быть, во втором – тем, кем хотели бы обладать. То есть разница в том, касается ли эта привязанность само «Я» или его объект. Поэтому первая возможна до всякого сексуального выбора объекта. Гораздо труднее наглядно описать это различие с позиций метапсихологии. Достоверно лишь то, что идентификация стремится сформировать собственное «Я» по подобию другого, принятого за образец.

Из более запутанных связей выделим идентификацию при формировании невротического симптома. Предположим, что у маленькой девочки, которую мы возьмем как пример, сложился тот же симптом болезни, что и у ее матери, – тот же мучительный кашель. Он мог возникать различным образом. Либо имела место идентификация из эдипова комплекса, которая означала враждебное желание заменить мать, а симптом выражал объектную любовь к отцу, либо же симптом осуществлял замену матери под влиянием чувства вины: ты хотела стать матерью, так теперь ты стала ею, по крайней мере благодаря заболеванию. Здесь перед нами механизм образования истерического симптома либо симптома, идентичного симптому любимого лица (так, например, Дора[479] имитировала кашель отца); в таком случае мы можем описать положение дел следующим образом: идентифицирование заняло место выбора объекта, объектный выбор деградировал до идентификации. Нам известно, что последняя является самой ранней и первичной формой эмоциональной привязанности; в условиях образования симптомов, то есть вытеснения и господства механизмов бессознательного, часто происходит так, что выбор объекта снова становится идентифицированием, то есть «Я» усваивает качества объекта. Примечательно, что при таких идентифицированиях «Я» иногда копирует нелюбимое, а иногда и любимое лицо. Достойно внимания и то, что оба раза оно носит частичный, крайне ограниченный характер и заимствует только одну-единственную черту персоны, ставшей объектом привязанности.

Третьим, особенно частым и важным случаем формирования симптома является то, что идентифицирование полностью лишено объектного отношения к копируемому лицу как к объекту выбора. Если, например, одна из девушек в пансионе получает от тайного возлюбленного письмо, вызывающее ее ревность, и реагирует на него истерическим припадком, то с некоторыми из ее подруг, знающими о письме, случается такой же припадок благодаря, как мы говорим, психическому заражению. Это механизм идентификации на почве желания или возможности оказаться в том же положении. И другие хотели бы иметь тайную любовную связь, а под влиянием сознания вины соглашаются даже на связанное с этим страдание. Было бы неверно утверждать, что они усваивают симптом из сочувствия. Напротив, сочувствие возникает лишь благодаря идентификации, и доказательством этому является то, что такое заражение, или имитация, имеет место и при обстоятельствах, когда пpeдпoлoжительно люди до этого испытывали друг к другу меньше симпатии, чем обычно бывает среди подруг по пансиону. Одно «Я» восприняло заметное сходство с другим «Я» в одном моменте – в нашем примере в одинаковой готовности переживать, – после чего в этом месте возникает идентификация, а под влиянием патогенной ситуации оно сдвигается до симптома, сформированного первым «Я». Таким образом, идентифицирование с помощью симптома становится признаком частичного совпадения двух «Я», что должно оставаться вытесненным.

Сведения из этих трех источников мы можем суммировать следующим образом: во-первых, идентифицирование является самой первой формой эмоциональной привязанности к объекту, во-вторых, путем регрессии оно становится заменой либидиозной привязанности к объекту, как бы с помощью интроекции объекта в «Я», и, в-третьих, оно может возникнуть при каждой вновь пережитой общности с лицом, не являющимся объектом сексуальных влечений. Чем важнее такая общность, тем успешнее может быть осуществлено это частичное идентифицирование и, таким образом, будет положено начало новой привязанности.

Мы уже догадываемся, что взаимная привязанность омассовленных индивидов по природе своей является таким идентифицированием с помощью важной аффективной общности, и можно предполагать, что эта общность заключается в характере привязанности к вождю. Другое предположение может подсказывать нам, что, пока мы далеки от исчерпания проблемы идентификации, перед нами находится процесс, который психология называет «вчувствованием» и который играет первостепенную роль в нашем понимании чужого «Я». Здесь же мы ограничимся самыми явными аффективными воздействиями идентифицирования и оставим пока в