Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко

Письмо из Казани во владикавказскую полицию от 8 февраля 1910 г. с отметками приставов о поиске С.М. Кострикова. [РГАСПИ]

Иван Федорович товарища-соперника принял и помощь оказал. Костриков все ещё надеялся найти работу по специальности, полученной в Казанском промышленном училище. По крайней мере, на Тереке имелся кое-какой выбор: те же грозненские нефтепромыслы или Алагирский свинцово-серебряный завод. Но везде от соискателя требовался аттестат, который, как мы видели, Сергей Миронович с собой не привез. В ожидании из Казани дубликата Серебренников предложил временно потрудиться журналистом. В либеральном «Тереке». Официозные «Терские ведомости» вряд ли подошли бы. Возможно, Иван Федорович сам и привел Кострикова в двухэтажный особняк на углу улиц Московской и Мещанской, чтобы познакомить с хозяином – Казаровым. А бизнесмен-фрондер, положившись на рекомендацию секретаря городской управы, не раздумывая особо, взял новичка в штат редакции.

Первое время, конечно же, Сергею не хватало денег. У Серебренниковых занимать он не стал, а направил телеграмму Гладышеву с просьбой выслать рублей двадцать[62]. Первой принадлежавшей его перу считается статья, опубликованная в номере от 29 августа под заголовком «По новому пути». В ней поднималась проблема необходимости более активного общественного участия в строительстве местных железных дорог для удовлетворения «наших нужд». Подписана «Терец». Достаточно смело для новичка, чужака, еще не освоившегося в городе и уж подавно не знавшего Терского края. Сомнительно, чтобы её написал Киров.

В августе – сентябре 1909 года он – начинающий журналист. Ему только предстояло продемонстрировать Казарову, всей редакции «Терека» свой дар публициста. И для «испытательного срока» уместнее темы не узкорегиональные, а, наоборот, общероссийские, из области политики, экономики или культуры. Например, «нужды деревни» (статья за 5 октября), «деятельность политехнического общества» (статья за 5 ноября) или столетний юбилей поэта А.В. Кольцова (15 октября). Вполне подойдет и серия рецензий на премьеры в городском театре, концерты знаменитостей, праздничные мероприятия. По крайней мере, лицу, недавно «приехавшему из «живых» мест» во Владикавказ, позволительно поделится своими свежими впечатлениями.

С кем только не познакомился Сергей в редакции «Терека»! Оказалось, у Казарова работали несколько неблагонадежных «нелегалов»: скрывавшийся от суда петербургский журналист Александр Александрович Лукашевич, участник восстания на броненосце «Потемкин» Иван Спиридонович Моторный и кое-кто из типографских и подсобных рабочих. Конторщик Моторный, матрос-машинист с броненосца «Георгий Победоносец», призывавший экипаж примкнуть к «Потемкину», во Владикавказе жил по паспорту, выписанному на П.Г. Лучкова.

Как Павла Лучкова знал его и Киров. «Хороший он все-таки парень. Грубоват, примитивен, но эта примитивность не совсем обычна» – так Сергей Миронович отзывался о нём. Они быстро сблизились. А сблизило их «одиночество». Лучков «один, совершенно один». И Костриков считал себя тоже «совершенно одиноким» тогда, осенью 1909 года. Кого не хватало нашему герою, мы знаем. А матрос с «Георгия Победоносца» мечтал о женщине, служившей рядом с ним в конторе «Терека». Звали её Марией Львовной Маркус.

С.М. Киров в редакции газеты «Терек». [РГАСПИ]

Дочь бедного мелкого ремесленника, еврея, она с двухклассным образованием рано устроилась на работу продавщицей в шляпном магазине. «Серьезная, трудолюбивая», девушка со временем поднялась до кассирши в том же магазине. Потом её заметили в редакции «Терека» и переманили к себе тем же кассиром, сделав по совместительству секретарем, рассылающим и принимающим корреспонденцию газеты. Она сочувствовала социал-демократам, и в 1905 году через неё велась переписка местных эсдеков с ЦК партии, а ещё «Маруся» помогала по мере сил революционерам, сопровождая их, иногда с семьями, при переездах с квартиры на квартиру или в другой город, принося в тюрьмы передачи и т. д.

После революции 1905 года Маркус, как и многие, от опасной подпольной деятельности отошла. Но симпатизировать российским социал-демократам продолжала. В принципе, и Моторный, и Костриков, каждый со своим революционным и социал-демократическим прошлым, могли заинтересовать её. Увы, неотесанный молчун Лучков скорее настораживал. И новенький из холодной Сибири ей поначалу не приглянулся. «Люди, видящие меня в первый раз, составляют очень отрицательное или, в лучшем случае, безразличное впечатление обо мне», – писал позднее наш герой. Мария Львовна Маркус не стала исключением.

По-настоящему крепкая мужская дружба у Кострикова сложилась с одесситом Александром Тихоновичем Солодовым. В «Тереке» «Сашка» считался мастером фельетона и сатирических заметок, хотя одними ими и не ограничивался.

Когда Сергей переступил порог редакции, фактически, неформально возглавлял её Лукашевич. При нём протеже Серебренникова постепенно дорос до такого же неформального первого помощника «заведующего редакцией». А начался этот процесс весной 1910 года, после того, как Костриков понял, что техником-механиком ему не устроиться. Наконец он решился по примеру Гладышева заняться журналистикой всерьез, вольно или невольно признав, что «в годы реакции» России «всего нужнее» талантливые журналисты. И у него все получилось. В итоге хозяин газеты, оценив и перо, и знания бывшего подпольного типографа, в том же, 1910 году назначил сибиряка одним из пяти членов редакции.

На Кострикова почти сразу легли обязанности «передовика» газеты, сотрудника, готовившего главную полосу, писавшего к ней актуальные статьи (передовицы), отбиравшего новости для рубрик «Внутренняя жизнь» и «Вести отовсюду». Сергей, взявший псевдоним Миронов (дебютировал 5 ноября 1909 года), просматривал «вороха столичных и провинциальных газет», «раньше всех приходил в редакцию, уходил едва ли не последним, работал очень много и упорно». Часто и охотно в послеобеденные часы он занимался версткой очередного номера, пачки которого мальчишкам-газетчикам обычно передавались в тот же день к шести вечера[63].

Как ни странно, в редакции «Терека» Костриков – «самый молчаливый и самый сдержанный», на речи весьма «скуп». И это заметно контрастировало с отзывами томичей, утверждавших, что «Серж» «в узком кругу близких товарищей… говорил много и убедительно». Кстати, перемену подметил ещё Александр Гладышев в Иркутске: «В то время он был малоразговорчив, редко оспаривал мнения противников, и, если был не согласен, то лишь подавал иронические реплики». Ещё одно свидетельство того, насколько сильно изменили нашего героя четыре томских года[64].

Мария Львовна Маркус. [РГАСПИ]

Во Владикавказе Костриков предпочитал о них не вспоминать даже среди друзей и единомышленников. «О своем прошлом ничего не рассказывал», – обронил в заметке для «Известий» Александр Яковлев. И Гатуев о томском периоде со слов Мироныча ничего не повествует, не считая эпизода о «милой» мышке, скрасившей его тюремные будни в Томске. Несмотря на более поздние откровения владикавказских мемуаристов о выступлениях Кирова на «массовках», устройстве стачек и сколачивании «крепкого актива» среди железнодорожников, печатников и «алагирцев», в действительности никакой по-настоящему революционной деятельности, сравнимой с томской, Сергей