Золотой век русской поэзии. Лирика - Василий Андреевич Жуковский

 Но холодно!

Как обещанье обманувшее

       Для нас оно!..

Глядим на грозное грядущее,

       Прищуря глаз,

И не домыслимся, что сущее

       Морочит нас!..

Разладив с вещею сердечностью,

       Кичась умом,

Ведем с какой-то мы беспечностью

       Свой ветхий дом.

А между тем под нами роются

       В изгибах нор,

И за стеной у нас уж строются:

       Стучит топор!..

А мы, втеснившись в настоящее,

       Все жмемся в нем,

И говорим: «Иди, грозящее,

       Своим путем!..»…

Но в сердце есть отломок зеркала:

       В нем видим мы,

Что порча страшно исковеркала

       У всех умы!

Замкнули речи все столетия

       В своих шкафах;

А нам остались междуметия:

       «Увы!» да «Ах!»

Но принял не напрасно дикое

       Лице пророк:

Он видит — близится великое

       И близок срок!

1849

Две дороги

(куплеты, сложенные от скуки в дороге)

Тоскуя — полосою длинной,

В туманной утренней росе,

Вверяет эху сон пустынный

Осиротелое шоссе…

А там вдали мелькает струнка,

Из-за лесов струится дым:

То горделивая чугунка

С своим пожаром подвижным.

Шоссе поет про рок свой слезный,

«Что ж это сделал человек?!

Он весь поехал по железной,

А мне грозит железный век!..

Давно ль красавицей дорогой

Считалась общей я молвой?

И вот теперь сижу убогой

И обездоленной вдовой.

Где-где по мне проходит пеший;

А там и свищет и рычит

Заклепанный в засаде леший

И без коней — обоз бежит…»

Но рок дойдет и до чугунки:

Смельчак взовьется выше гор

И на две брошенные струнки

С презреньем бросит гордый взор.

И станет человек воздушный

(Плывя в воздушной полосе)

Смеяться и чугунке душной

И каменистому шоссе.

Так помиритесь же, дороги, —

Одна судьба обеих ждет.

А люди? — люди станут боги,

Или их громом пришибет.

1850-е — 1870-е

Канун пред Св. причастием

Завтра, завтра в дом Закхея,

Гость таинственный придет,

И, бледнея и немея,

Перед ним Закхей падет.

Мытарь смутен, беспокоен, —

Вскликнет в сретенье Его:

«Недостоин, недостоин

Посещенья Твоего!..

Гость чудесный, Гость небесный!

Ты так светел и лучист!

А сердечный дом мой тесный

И не прибран, и нечист!

Где же гостя посажу я?

Тут и там сидел порок:

Тут и там, где ни гляжу я,

Вижу все себе упрек!

Чем же Гостя угощу я?

Добрых дел в прошедших днях

Все ищу и не сыщу я:

Весь я в ранах и грехах!»

Был ответ: «Не угощенья,

Не здоровых я ищу:

Завтра к чаше исцеленья

Я болящих допущу.

Завтра, Собственною Кровью,

Благодатию Отца,

Духом мира и любовью

Весь войду Я к вам в сердца!

И душа, хоть вся б истлела

В знойном воздухе грехов,

Моего вкусивши Тела,

Возродится к жизни вновь!»

Так — надеждой в душу вея, —

Кто-то будто говорит:

«Завтра, завтра Гость Закхея

И тебя же посетит!»

О, приди ж, наш Гость священный,

С чашей жизненной Своей:

Ждет грехами отягченный,

Новый ждет Тебя Закхей!

1867

Павел Александрович Катенин (1792–1853)

Грусть на корабле

Ветр нам противен, и якорь тяжелый

Ко дну морскому корабль приковал.

Грустно мне, грустно, тоскую день целый;

Знать, невеселый денек мне настал.

Скоро минуло отрадное время;

Смерть все пресе́кла, наш не́званый гость;

Пала на сердце кручина как бремя:

Может ли буре противиться трость?

С жизненной бурей борюсь я три года,

Три года милых не видел в глаза.

Рано с утра поднялась непогода:

Смолкни хоть к полдню, лихая гроза!

Что ж! может, счастливей буду, чем прежде,

С матерью свидясь, обнявши друзей.

Полно же, сердце, вернися к надежде;

Чур, ретивое, себя не убей.

1814

Сонет

Кто принял в грудь свою язвительные стрелы

Неблагодарности, измены, клеветы,

Но не утратил сам врожденной чистоты

И образы богов сквозь пламя вынес целы;

Кто те́рновым путем идя в труде, как пчелы,

Сбирает воск и мед, где встретятся цветы, —

Тому лишь шаг — и он достигнул высоты,

Где добродетели положены пределы.

Как лебедь восстает белее из воды,

Как чище золото выходит из горнила,

Так честная душа из опыта беды:

Гоненьем и борьбой в ней только крепнет сила;

Чем гуще мрак кругом, тем ярче блеск звезды,

И чем прискорбней жизнь, тем радостней могила.

1835

Михаил Васильевич Милонов (1792–1821)

На кончину Державина

Элегия

Не was a man, take him for all in all,

We shall not look upon his like again.

Шекспир

О ком, зрю, хариты и музы в