Будни самогонщика Гоши - 2. Мир и нир - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

питания из лимонов или крупных яблок антоновки, электроды – из железа и меди. Взяв провод и разъём от сетевого зарядного, здесь не нужного, отец соединил продырявленные яблочки-дички меж собой в батарею, подал напряжение на планшет, и тот показал зарядку!

Признаюсь: ваще стыдно… Сколько я возился с электрооборудованием иномарок, оно сложное, кое в чём шарю, а до такого не додумался! Па – молодец.

Пытаясь не выдать чувств, спросил с деланным равнодушием:

- И что у неё в планшете?

Папа в таких случаях выражается энергично, казарменно. Не всегда стесняется маму, привыкла. Но Мюи услышала всего лишь «дерьмо пырха». Переводчик – слабак.

Я начал листать. Накопитель заполнили несколько серий «Секс в большом городе». Какая-то французская пошлая эротическая комедия. Подборка песен российской попсы, причём рассчитанной скорее на шестнадцатилеток, а не на зрелую деваху. Вера Брежнева – как высший пилотаж. Наконец, больше десяти гигабайт фото. Настя в самых разных позах и одеяниях, на фоне пляжа, Эйфелевой башни, верхом на лошади. В спальне. Без одежды почти, в интимном белье, и даже совсем без него. А также с мужиками. С одним, с двумя… Клаю точно бы не понравилось.

- Бедной девочке будет проще восстановить память! – безапелляционно заявила ма, не вникая в содержимое, после чего я включил очистку памяти и удалил всё, как-то с Настей связанное.

- Теперь это мой планшет, мама. Я так решил. Не обсуждается. Даю его тебе в пользование с условием – больше никто не прикасается. В нём есть табличная программа из стандартной прошивки, напоминающая Excel. Разберёшься. Получаешь данные у Саи, суммируешь. Понятно? Сая – министр экономики, ты возглавляешь счётную палату вместо Кудрина.

- А где же «Смирно! Служу Кираху!», ну, Оксана Ивановна? – вставил отец и тут же стушевался: - Я пошутил. И яблоки таскать с собой не надо. Зарядится – часов на пять хватит. Потом снова тебе заправлю.

Из длинного и малопонятного для неё разговора Мюи вынесла только одно.

- Милый! А ты можешь заказать мне такую же картину, где я буду как Настья? Красивую, как лики в иконах в соборе Моуи?

- Непременно, - надо лишь вспомнить, куда забросил свой смартфон, в ноль разряженный. - Только одетая и пристойная. Ты – жена глея! А не…

- А не какого-то брента, - удовлетворилась Мюи.

[1] Для тех, кому не посчастливилось учить в добровольно-принудительном порядке историю КПСС: это отсылка к лозунгу «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» (в другом переводе – объединяйтесь) из Манифеста коммунистической партии.

Глава 7

7.

Первым делом Верун напомнил мне про угрозу свести его рощи под корень. Больше месяца прошло. Диво, что только сейчас заговорил об этом. Старикашка – вредный. Все вредные злопамятны.

- Тебе бы только ругаться. А я угощенье принёс. С праздником, дед!

- С каким ещё?

- С Новым годом. Первое января сегодня. Неужто Иван Павлович не рассказал?

- Так месяц назад был…

Возражение не помешало ему разложить мамину передачу на заснеженном пеньке и вонзить зубы в хлеб с козьим сыром, запивая наливкой.

- Месяц назад был Новый год по исчислению Мульда, 1 декабря. Сегодня – по традиции моей Родины. Хотя, если вернуться в Дымки, там 1 июля. В нашем с дедушкой мире тоже двенадцать месяцев, связанных с Луной. Это такое ночное светило…

- Знаю, был у вас, - перебил божок едва разборчиво, чавкая полным ртом.

- Удивляюсь, здесь нет местной луны, но те же двенадцать месяцев.

- Все миры связаны. Твой разум мелок, чтоб понять.

Кольнуло. Первый раз за всё время знакомства заговорил столь унижающе. Сердится. До сих пор.

- Дед! Ты всё про ту угрозу?

- Ну!

- Так сам негодуешь, когда кто-то твои деревья ломает. Людей караешь, а на животных бессильно глядишь… В ноябре таким неразумным животным была мамина глупость. Нерождённый ребёнок для меня – ценней, чем для тебя сотня деревьев. Только ты мог помочь. А помощник, частичка твоя, стал ныть: не пойдёт он сюда. Вот и сорвался я. Прости.

- Он больше твоя частичка теперь. Оттого скоро станет глупее, чем мои тупые верьи. На него бы и орал.

- В следующий раз – да. Но лучше, чтоб не было следующего раза.

- Будет, - оптимистично заявил Верун. – Жизнь – вообще неспокойная штука. А у шебутных вроде тебя – стократ. Сами к себе беды притягиваете. Землю ещё прикупил?

- Собираюсь. Подгрун посоветовал – в дне пути выше по реке. Там шахты рыть буду. Но холмик над рекой оставлю нетронутым. Под рощицу.

- Холмик, рощица? Скоро кустом вздумаешь меня ублажать?

Я дунул на озябшие пальцы. Рукавиц не взял, а божок заставил себя ждать добрых полчаса. Говорю же – вредный.

- Наоборот, Верун. Идея есть.

Он развернул тряпицу с овощной запеканкой и углубился в трапезу, делая вид, что меня не существует.

- Вот скажи. Если твои саженцы высадить в обычном лесу. Густо высадить. Лес обретёт свойства рощи Веруна?

Он даже жевать перестал. Застыл с куском хлеба, торчащим меж бородой и усами. Потом подпихнул его пальцем. Манеры у него… не особо аристократические.

- Никто из смертных мне не предлагал. Рощу терпели, зная – наказать могу, но и помочь тоже. С погодой, с дождём там. А лес… Лес – нет. Его ж рубить нельзя, верьи спуску не дадут.

- Смотри! Это моё глейство, - я достал карту Подгруна с нанесёнными на ней полями, лесами, деревнями. – Видишь? Две трети границ попадает на лес. А представь теперь, пусть вдоль границы на сотню шагов будет зона Веруна! Вокруг полей – тоже зелёная полоса. Меньше ветер гулять будет. Силы твои удесятерятся! Только проходы оставим. А то любому купцу или путешественнику верьи душу выпьют. Немного неловко выйдет.

Он взял карту и начал пальцами мерить. Вышло, что только в Кирахе его владения вырастут раз в двадцать! Сила тоже. Ох, какого дракона я взращиваю… В полном соответствии с заветом: не хочешь бояться чужих драконов – заведи своего[1].

- Лаяться, что всё спалишь, не будешь? И вверх по течению у рудников – хорошее место дашь?

- Ты же меня знаешь, Верун! Когда я не держал слово?

- Перед Тенгруном сдержи. А то он и на мои рощи ветер степи нашлёт.

Тут совесть чиста.

- Первую сотню