Хроники особого отдела — 2 - Александр Игнатьев

class="p1">Сидящий напротив вздохнул. Как-то отстранённо, будто со стороны, Ксения отметила – не подпишет. Хотел бы и хочет – видно же! – но не подпишет.

– Это исключено, – тут же подтвердило «лицо» её догадку. – Ни у меня, ни у вас нет таких полномочий. Вы не можете подать в отставку. Я не в силах её принять. Голос его окреп. – Будь моя воля, вы давно положили бы партбилет на стол! Слышите?! Партбилет!

Обитатель помещения, под суровым портретом, смотрел на неё, как на навозную муху, которая внезапно выползла из помойной кучи и решила поиграть в пасечника и пчелу.

– Я сто раз прочитал ваше личное дело! И не вам заниматься такими вопросами! Учите своего немца… э-э-э… промышленному свиноводству, – между тем, настойчиво порекомендовало начальство:

– Вы свободны! В пределах кольцевой дороги!

***

Проходя в зону архива, Ксения замедлила шаг у самого большого квадратного окна бесконечного коридора и, увидев многочисленные купола московских церквей, вдруг вспомнила, как давно не общалась с Еленой Дмитриевной. Подруга сильно постарела и плохо себя чувствовала в последнее время. А ещё Ксении вдруг остро захотелось зайти к отцу Василию – вдохнуть старинного ладанного воздуха из лампад, посмотреть на золото скорбных огней от зажжённых поминальных свечей и… поклониться лику Заступницы.

Дома, неведомо откуда взявшаяся, хранилась в ящике комода старая, ещё дореволюционная, Библия. Вначале она лежала на его поверхности, но, однажды, зашедший Худояров обратил внимание на книгу. Бережно подержав раритет в руках, старик посмотрел на притихшую Ксюшу и строго указал:

– Убери. В ней слишком много евреев на каждой странице текста…

– Причём тут евреи? — уже лёжа в кровати, поинтересовался у неё Борис. Ответить Ксения не смогла, но книгу они убрали.

Несмотря на политическую грамотность населения и настоятельные рекомендации пионерам и комсомольцам не посещать храмы, в стране, за последнее время, участились случаи крещения детей и отпевания умерших пожилых родственников. Ксения улыбнулась: научный атеизм удобрением ложился на подрастающее поколение и явно способствовал медленному воцерковлению последнего.

Выйдя с работы, она, было, направилась в сторону улицы Горького, чтобы, проходя мимо гостиниц, повернуть под арку и добраться до старого соборного Храма, но тут голову словно сдавило тисками, и Ксения, зачем-то спустившись в метро, поехала домой.

Не успев прилететь, они получили квартиру в только что выстроенной башне на проспекте Вернадского. Зная ситуацию с жильём, Ксения, до сих пор, заходя в подъезд, удивлённо задумывалась: не следит ли за её судьбой обидевшийся Ян, и есть ли шанс вернуться? Впрочем, известный постулат о надежде, умирающей в последнюю очередь, хотя до сих пор тлел, но не сильно, а она, сидя в метро, даже успела задремать, в приступе своих неутешительных мыслей и головной боли.

Доехав, Ксения поборола желание идти домой и тихо сидеть там, рядом с телефоном в ожидании звонка. Только не сегодня. И, пройдя мимо, женщина решительно направилась в сторону кулинарии – за тортом. Праздник у них или нет, в конце концов?

Но враг всего человечества, подрабатывающий, по совместительству, змеем-искусителем, не пустивший в храм и отправивший за покупками, отчего-то направил её путь в сторону пивного бара «Ракушка». Бар был известен на всю Москву своими креветками, жареной треской и пивом. Поразмыслив, Ксения решила не противиться оному врагу и зайти– купить всё необходимое и, накрыв для Бориса праздничный ужин, усмирить, таким способом, сердечную боль.

Престижная пивнушка располагалась в серой цементной пристройке с торца обычной девятиэтажки. В своё время, возмущённые жильцы обили пороги райкома партии, доказывая нецелесообразность такого близкого знакомства обитателей дома с тлетворным влиянием западной субкультуры. Однако, многочисленные проверки СЭС не выявили особых нарушений, и первый пивной ресторан Москвы процветал. По вечерам, особенно в пятницу, туда выстраивались огромные очереди, жаждущих припасть к «источнику» горожан.

Несмотря на объявленную борьбу с алкоголизмом, пиво, по-прежнему, относилось к категории слабоалкогольных, а, следовательно, политически устойчивых напитков. Оно продавалось даже в кинотеатрах и банях. Коммунисты, несмотря на явное превосходство перед капиталистическими оппонентами, твёрдо знали, что привлечение народных масс к гигиеническим процедурам и культурным развлечениям должно происходить не только через разум, но и через желудок.

В «Ракушке», помимо общепризнанного «Жигулевского», можно было продегустировать такие редкие и дефицитные сорта, как «Портер», «Мартовское», «Карамельное», «Дижалус». Последнее время пользовалось большой популярностью пиво «Дачная Москва», являвшееся элитным вариантом марки «Ячменный колос».

Подойдя к ресторану, Ксения увидела длинную-предлинную очередь на вход. Она заняла в ней своё место, но, твёрдо зная, что советская система купли-продажи товаров является сложной и многоступенчатой, предусмотрительно отошла к рядом стоящим лавочкам.

Там организованно тусовалась сплоченная компания в импортных обносках. Приобретя у них с небольшой наценкой «четвертинку», и, воспользовавшись принципом «пиво без водки –деньги на ветер», целеустремленная женщина успешно поменяла месторасположение в очереди, быстро оказавшись у входа.

Мест за столиками не было. Но майор спецслужб, ловко опередив на повороте сомневающуюся личность, заняла место за стойкой бара. Там, уже не включая уловок и фантазии, она постучала по каменной столешнице металлическим рублем с изображением Владимира Ильича, заказав появившемуся из дыма официанту:

– Две порции трески, полкило креветок и три литра «Москвы». На вынос. В вашу тару, пожалуйста.

– Тара платно, – буркнул в ответ из дымовой завесы халдей.

Получив законную трешку, он исчез так же, как и появился, а Ксения осталась ждать.

– На-ка, болезная, – вдруг послышалось сквозь гул зала.

Перед ней поставили полкружки с плавающими остатками пены, почему-то сильно смахивающими на чьи-то слюни.

– Спасибо, – не оборачиваясь, произнесла она.

– Ты, баба, пей давай, раз налили, – это сосед с другой стороны, татуированный не слишком грамотной надписью «Сережа – Кызылюрт» на запястье, требовательно ткнул в неё предложенной к употреблению кружкой.

Капли пива попали на столешницу и устремились к юбке. Ксения вздрогнула и отстранилась.

— Гы! – заржал сосед за спиной.

– Пей, раз дали! Обижусь! – добавил бывший сиделец Кызыл-юрта.

Но, воспитанная войной дама нагнулась и, прихватив сумку, попыталась уйти за барную стойку.

Брезгливый официант с потомственным римским носом, украшенным импортной оправой очков, многоопытно исчез в подсобке.

В шаге от женщины сиротливо ожидал своей участи праздничный ужин.

В голове от резкой перемены положения опять застучало, а глаза стала заливать мутная мгла.

***

Паучиха была голодна. Воспоминания радостных дней проживания среди питательных сущностей, с увлекательными запахами страха и крови, ушли в небытие. Запертая суровым сибирским нравом хозяйки, она давно смирилась с участью и тихо погибала вместе с ней. Её госпожа