Записки арестанта - Ed Kuziev

сладковатого сока полосатой красавицы. Солнце слепило глаза, холод пробирал до ниток, но Мать-земля задышала, после долгого сна, а местами из-под сугробов появились проталины. Лес наполнялся звуками пробуждения и журчания ручьев. Седмица всего прошла, а все изменилось до неузнаваемости. Даже вечнозеленые елки будто налились внутренним светом, готовясь дать новую жизнь.

Сорвав первые почки с березы, Артем ушел в чащу леса для подношения весне. Найдя уютную полянку вдали от звериных троп, раскопал руками сугроб до земли. На мерзлой земле вырезал знак Лели и украсил его сорванными почками, радуясь уверенному журчанию ручьев под зимними одеждами. Привычно вскрыв ладонь, обвел каплями вырытую яму.

Почти детский звонкий голос остановил мужа.

– Так вот кто мою сестрицу покоя лишил? – резко обернувшись, арестант не увидел никого, но поклонившись на три стороны, пошел дальше к дому.

Только человека дух простыл, как на поляне стало нестерпимо ярко. Босые следы пришли на место подклада, приняли сережки и, смеясь, побежали дальше играть с Полуночницей в прятки.

– Лель, подружка Полуночницы. Символ её есть бегущий ручей, она наш оберёг, как и тотем наш её верные лоси. Даже когда пишешь её руну, должен тянуть руку легко и весело. Голос её звенит, как колокольчики, а смех слышно издалека – шептал про себя слова старой беззубой бабки, что поучала и вбивала науку. Где добрым словом, а порой тяжёлой клюкой по дурной голове. Все, что Артём помнил, врезалась в память именно после удара. Лихолетов резко остановился, не узнавая леса.

– Ничего не понимаю, леший, опять твои проделки? – Ответом был недоуменный крик филина. Деревья сильно изменились, а только проклюнувшиеся почки невероятным способом распустились. – Это как это, чтобы в березень осина пушком обросла?

Совсем рядом зажурчал девичий смех.

– Мне подарок, тебе подарок. – в этот раз девушка не пряталась от мужчины, но и находиться на одном месте не могла, то мерно шла, а затем закружилась босыми ногами на снегу, совсем не проваливаясь.

– Ты прекрасна, Лель. – только и смог произнести Артём, разглядывая дочь Лады, юную весну. Невысокого роста русая дева с яркой улыбкой и шальными глазами. Простой широкий сарафан с зеленой строчкой по юбке и рукавам, простоволосая с маленьким туеском в руке.

– Иди уже, ишь ты, глазеет! Сейчас крикну брата, вот он тебя поколотит за дерзость. И не забудь, первый блин мне оставить! – громко и нараспев произнесла дева и умчалась в чащу зеленеющего леса.

Осужденный с глупой и счастливой улыбкой брел домой. Увидеть двух берегинь за короткую жизнь многое для него значило. Тут его озарило, что скоро пройдет новый корабль, а он сам может расплатиться сердцем за освобождение. Окрыленный новостями, он заскочил в дом. Схватив первую попавшуюся ветошь, рванул на пристань. В спину ему раздался голос.

– Ноги хоть бы отбил, а ещё хозяин.

Лишь через сотню шагов до него дошёл смысл слов. Он оглянулся на дом и его сердце защемило. Разозлившись на свою неуверенность зашагал вперед. Через две версты показался причал и холодное чёрное море. Примотав тряпку к флагштоку, сноровисто затянул бечевкой его на самый верх.

– Будем посмотреть. Ещё не все решено. Корабль мог уже пройти без новых каторжан или попасть в шторм. – бубнил себе под нос Артём.

Филин ухнул над головой, отрывая арестанта от печальных мыслей

– Чего тебе, леший? – отозвался арестант, в скинув голову вверх. Вернул потерянный взгляд под ноги, дабы не наступить в проталину. А увидел на дороге кучу луж, в одной из них сидел рыжий мужик средних лет, вытряхивая из дырявого сапога талую воду и куски мокрого снега.

– Э-ка, братец ты обувку не по погоде выбрал. Пойдём-ка в посёлок, справим тебе новую обувку. – предложил здоровяк.

– Зачем мне обувь новая? Я и этой хорошо черпаю. В одном сапоге полная мера, считать легко, да и дырявый он настолько, насколько должен быть. – огорошил ответом рыжий.

– Ну-ну. Передумаешь если, в двух верстах дальше по дороге есть поселение. Там меня и найдёшь. – предложил было Артём, а после махнул рукой и пошёл восвояси. Внезапная мысль пришла ему голову и, обернувшись, спросил. – А зачем ты воду считаешь?

Но на том месте, где сидел муж, лишь пузырилась мутная лужа. Лихолетов хлопнул себя по лбу пятерней и поспешил в дом.

– Муж, что сапогом воду меряет да в луже сидит. Вот тебе и присказки от беззубой Маланьи. Время Я теряю за праздностью и ленью, вот мне и ниспослано видение. А делов не переделано сколько? Плетень кривой, дверь к сарайке ладить нужно, снега раскидать, течь на крыше. – укорял себя здоровяк, прибавляя шаг. – Под грядки место чистить да зерно перебрать. А я, дурень, тряпки вместо флага вешаю. Написано на Роду Правило, собрался умереть в обед, приготовь ужин. Корабль он ждет, собрался уезжать. Кузьма Прокопьевич Сизов, низкий поклон тебе за припасы и дом добрый, а я что оставлю следующим поселенцам? Дерьмо Федьки у сарая и три кривых фигурки на печи? Добро мало получить, приумножить необходимо. Ежели потратил, считай потерял.

Ещё месяц пролетел в делах и заботах. Крыша обзавелась новой дранкой и подшита строганными досками. Плетень уже не пугал своими дырами, а мог остановить небольшого кабана. Воротина на сарай и разбитый огород. Артём не ленился, старался успеть больше за отведенный срок. Лель ещё дважды явила себя каторжанину, принимая новые подношение и смущая сердце здоровяка. Всё изменилось в одночасье, когда над островом пробил набатом корабельный колокол.

Схватив сердце Сцепьня, Лихолетов помчался к морю. Ещё издалека он увидел пришвартованное судно с Старпом ом на носу.

– Жив, чертяка. – крикнул радостно Роберт. – Палыч, глянь. Артёмка выжил!

– Вижу, не слепой. Чего у него в руках, неужто сердце? – всматривался выцветшими глазами мореман. По бортам стояли моряки с копьями наперерез.

– Будьте здравы, мокроходы! – крикнув запыхавшийся арестант.

– Лестницу на борт, смотреть в оба. – раздались команда старшего матроса.

Поднявшись на палубу, Артём протянул сердце старому, внимательно оглядываясь на людей.

– Ты купил свою свободу, каторжанин. Ещё и с прибытком в сотни монет. Теперь заживешь на большой Земле! Лето встретишь уже в изобилии, а зимой и паче в собственном доме. – разглядывая камень, сулил старый мореход. У Лихолетова с каждым его словом опускались руки. – А тебе смена прибыла, трое молодых да дерзких.

– Ты это, Палыч. – смущённо произнёс осуждённый. – Дело есть. Нужно пару семей перевезти на остров, инструмент хороший и снасти. До осени рейс сделай, в уплату забери камушек.

– А ты? – изумился Роберт. – Ведь это твоя свобода!

– А Я остаюсь. Я тут свободен, как никогда раньше. Живой