Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 2. «О дивный новый мир…», 1945–1953 - Андрей Константинович Сорокин

в 1930-е гг. Сталин не раз высказывал мнение о нарастании противоречий между Британской империей и США. По завершении Второй мировой войны задача использовать эти противоречия из области эвентуальной перемещалась в плоскость практической дипломатии. Опереться на Британию, чьи интересы прямо затрагивались американской экономической и политической экспансией, казалось советскому руководству вполне логичным и оправданным. Так что нельзя назвать беспочвенными ожидания роста напряженности между США и Великобританией со стороны Сталина. Не случайно, в годы войны в переговорах с союзниками он будет осторожно зондировать почву на предмет выяснения возможности сыграть на противоречиях между англо-американскими союзниками. Одновременно этот зондаж служил инструментом прощупывания других эвентуальностей — достижения двусторонних договоренностей по тем или иным вопросам. В немногочисленных беседах Сталина с Рузвельтом возникали повороты, которые, вероятно, давали Сталину основания думать о возможности неких общих с США подходов к послевоенному урегулированию. К числу таких поворотов следует отнести пассаж, возникший в разговоре двух лидеров в Тегеране 28 ноября 1943 г. Тогда Рузвельт заметил, что «лучше не говорить с Черчиллем об Индии». Сталин отреагировал так: «Индия — это больное место Черчилля», Рузвельт согласился, добавив, что «Англии придется кое-что предпринять в Индии»[55]. Намеки обоих лидеров отражали в целом отмеченные выше антиколониальные устремления двух держав и направление практической политики обеих систем — советской и американской.

Столь же аккуратно Сталин зондировал британскую позицию в разговорах с Черчиллем, указывая на наличие союзнических отношений между Великобританией и СССР, с одной стороны, и подчеркивая отсутствие между Союзом ССР и США договора, которым бы фиксировался военно-политический союз и обязательства послевоенного сотрудничества. На встрече с Черчиллем 9 октября 1944 г. он негативно оценил одно из посланий Рузвельта, сказав, что там требуется слишком много прав для Соединенных Штатов и оставляется слишком мало прав для Советского Союза и Великобритании при том, что их связывает договор о взаимопомощи. «Такого договора о взаимопомощи не существует между Соединенными Штатами и Советским Союзом»[56]. Во время беседы с министром иностранных дел Великобритании Э. Бевином 24 декабря 1945 г., выйдя на тему пролонгации англо-советского договора, Сталин вновь не преминул подчеркнуть, что «у Советского Союза с Америкой нет никаких договоров» [57].

Подходов, идентичных сталинским, придерживались и советские дипломаты. «Мировая ситуация в послевоенную эпоху будет окрашена в цвета англо-американских противоречий», — в январе 1944-го писал в своей записке, адресованной политическому руководству, зам. наркома иностранных дел, руководитель Комиссии НКИД по возмещению ущерба, нанесенного Советскому Союзу гитлеровской Германией и ее союзниками, И. М. Майский[58]. О серьезных разногласиях, которые намечаются у Англии с США, говорил в своей записке и другой зам. наркома, председатель Комиссии по подготовке мирных договоров и послевоенного устройства М. М. Литвинов в ноябре 1944 г.[59] Если судить по этим запискам двух высокопоставленных руководителей советского дипломатического ведомства, то ожидалось, что «логика вещей должна будет все больше толкать Англию в сторону СССР, ибо ее основная борьба в послевоенный период все-таки будет борьбой с США», острота противоречий «должна с особой силой толкать Англию к соглашению с нами»[60].

Советским дипломатам, между тем, следовало помнить о неприятии Госдепартаментом США не только колониальных преференций и самой идеи колониальной империи, но и концепции «сфер влияния» как таковых. Обеспечив свою гегемонию в Западном полушарии задолго до описываемых событий, элиты Соединенных Штатов не собирались останавливаться на достигнутом. Их экспансия в полушарие Восточное, конечно, сулила советской дипломатии некоторые возможности игры на противоречиях главных акторов «капиталистического мира». Однако советское руководство явно переоценило градус внутренних противоречий между англо-американскими союзниками. Особенно очевидным это становится в контексте советского внешнеполитического наступления, которое ожидаемо станет восприниматься англо-американскими союзниками как общая угроза, что явилось важнейшим фактором сплочения их сил. Убедиться в этом придется довольно скоро.

* * *

В контексте разговора о западном блоке не стоит забывать о его военно-политической составляющей, к которой старались не привлекать внимания Сталина ни де Голль, ни Бевин. Между тем в связи с этим нельзя не напомнить читателю о ставших известными в 1990-х гг. военных планах кабинета У. Черчилля в отношении Советского Союза, разработанных весной 1945 г. 22-м мая датируется план экстренной операции «Немыслимое», подготовленный объединенным штабом планирования британского военного кабинета. Общеполитической целью операции объявлялось навязывание «русским воли Соединенных Штатов и Британской империи», а единственным способом добиться цели в определенном и долгосрочном плане — «победа в тотальной войне». Ее задачами объявлялись «оккупация жизненного пространства России» и «решающее поражение русских войск». Комитет начальников штабов, на рассмотрение которому был направлен этот план, 8 июня направил Черчиллю заключение, вывод которого гласил: «…если начнется война, достигнуть быстро ограниченного успеха будет вне наших возможностей и мы окажемся втянутыми в длительную войну против превосходящих сил»[61]. План будет положен под сукно. Близкие к параноидальным, настроения стареющего британского премьера найдут выражение и в другом распоряжении, последовавшем вслед за тем, — разработать план обороны Британских островов на случай советского наступления. Великобритания, напомним, номинально являлась ближайшим союзником СССР, будучи связана с ним союзным договором. Сталину эти планы стали известны тогда же — в мае 1945 г.[62] Испытал ли Сталин беспокойство, ознакомившись с этими планами, мы, вероятно, никогда не узнаем. Настораживать его должно было промедление с разоружением капитулировавших немецких войск, с которым не спешили союзники. В Потсдаме советская делегация вынуждена будет вручить британским союзникам памятную записку «о неполном применении условий безоговорочной капитуляции Германии к германским войскам в Норвегии» в отношении 400-тысячной неразоруженной группировки вермахта[63]. Но и без этого Сталин не испытывал чрезмерного доверия к союзникам, как мог заметить читатель на страницах, посвященных так называемому бернскому инциденту в феврале 1945-го. Поздней весной 1945-го военные планы Черчилля строились на базе ограниченных наличных ресурсов, но в перспективе могли и должны были включить в этот расчет и силы будущих западноевропейских союзников.

Не приходится сомневаться в том, что антисоветизм Черчилля, пусть и не в его крайних формах, в значительной мере отражал антисоциалистические, а, значит, и антисоветские убеждения подавляющего большинства представителей британского истеблишмента. Ментальная карта британского политического класса, судя по всему, содержала в себе представления об экзистенциальных противоречиях мира капитализма и мира социализма и неизбежности их столкновения в той или иной форме. Точно такими же представлениями руководствовался и Сталин. Кажется, столкновение бывших союзников было неизбежным, вопрос заключался лишь в том, где и в каких формах оно состоится.

Полуфантастический характер антисоветского военного планирования Черчилля если и стал известен Сталину, то не повлиял на его курс ближайших послевоенных месяцев. В