Александр Афанасьев - Русские заветные сказки

Пошел охотник в одну сторону, а леший в другую сторону и грозит ему:

— Ну, ладно! Придешь овин сушить, я сыграю с тобою штуку!

Пришел охотник домой, сел на лавку и говорит:

— Ох, жена! Я устал, поди-ка ты овин сушить.

Баба пошла в овин, развела огонь и легла у стенки. Вот приходят два лесовика[85] и говорят промеж себя:

— Давай-ка зажжем овин!

— Нет, давай наперво посмотрим, такова ли у него рана, какую он у тебя сделал.

Посмотрели.

— Ну, брат! У него еще больше твоей; видишь, как рассажена — больше шапки, да какая красная!

И пошли они прочь — в свой лес.

Хитрая баба[86]

Жил-был мещанин, у него была пригожая жена. Жили они и прожилися[87]. И говорит жена мужу:

Надо нам с тобой поправиться, чтоб было чем свои головы прокормить.

— А как поправиться?

— Уж я придумала, только не ругай меня.

— Ну, делай, коли придумала.

— Спрячься-ка, — говорит жена, — да выжидай. Я найду и приведу к себе гостя, ты и застучи: тут мы дело и обделаем.

— Ну, хорошо.

Вот взяла она короб, насыпала сажею и поставила на полатях; мужа спрятала, а сама набелилась, нарумянилась, убралася и вышла на улицу, да и села подле окошечка — такая наряженная! Немного погодя едет мимо верхом на лошади поп; подъехал близко и говорит:

— Что, молодушка, нарядилася, али у тебя праздник какой?

— Какой праздник! С горя нарядилася: теперь я одна дома.

— А муж где?

— На работу уехал.

— Что ж, голубушка, твоему горю пособить можно; пусти-ка меня к себе в гости, так и не будешь одна ночь коротать!

— Милости просим, батюшка!

— Куда ж лошадь девать-то?

— Веди на двор; я велю батраку прибрать ее.

Вот вошли они вдвоем в избу.

— Как же, голубушка, надо наперед выпить; вот целковый, посылай за вином.

Принес батрак им целый штоф водки; они выпили и закусили.

— Ну, теперь пора и спать ложиться, — говорит поп, — поваляемся да и пое…емся немножко!

— Послушай, батька! Коли грешить, так грешить: раздевайся догола — так веселее!

Поп разделся донага и только улегся на кровать, как муж застучит шибко-нашибко.

А жена кричит:

— Ох, беда моя! Муж воротился! Полезай, батюшка, на полати и спрячься в короб.

Поп как был голый, так и вскочил в короб и улегся в саже. А муж идет в избу да ругается:

— Что ты, мать твою разэдак, дверь долго не отворяешь?

Подошел к столу, выпил водки стакан и закусил; вышел потом из избы и опять спрятался, а жена поскорей на улицу и села под окошечком. Едет мимо дьякон. С ним то же случилось. Как застучал муж, дьякон, раздетый догола, чебурах в короб с сажею и прямо попал на попа.

— Кто тут?

— Это я, — говорит поп шепотом. — А ты, свет, кто?

— Я, батюшка, дьякон.

— Да как ты сюда попал?

— А ты, батюшка, как?

— Уж молчи, чтоб хозяин не услыхал, а то беда будет!

Потом таким же образом заманила к себе хозяйка и дьячка.

Очутился и он в коробе с сажей, ощупал руками попа и дьякона:

— Кто здесь?

— Это мы, я и отец дьякон, — говорит поп, — а ты, кажись, дьячок?

— Точно так, батюшка!

Наконец пошла хозяйка на улицу и звонаря заманила. Звонарь только разделся, как раздался шум и стук; он бултых в короб:

— Кто тут?

— Это я, свет, с отцом дьяконом и дьячком, а ты, кажись, звонарь?

— Так точно, батюшка!

— Ну, свет, теперь весь причет церковный собрался!

Муж вошел и говорит жене:

— Нет ли у нас сажи продажной? Спрашивают, купить хотят.

— Пожалуй, продавай, — говорит жена, — на полатях целой короб стоит.

Взял он его с батраком, взвалил этот короб на телегу, и повезли по большой дороге. Едет барин.

— Сворачивай!. — кричит во всю глотку.

— Нельзя, у меня черти на возу!

— А покажи, — говорит барин.

— Дай пятьсот рублей.

— Что так дорого?

— Да коли открою короб, только и видели их — сейчас уйдут!

Дал ему барин пятьсот рублей; как открыл он короб — как повыскочил оттуда весь причет церковный да во всю прыть бежать — настоящие черти, измазанные да черные!

Битье об заклад

Жил поп, содержал на большой дороге постоялый двор. Идучи с заработков, заходили к нему ночевать и обедать всякие мужики. Вот разговорился раз поп с одним парнем:

— Что, свет, хороша ль работа была? Много ль денег заработал?

— Сот пяток несу домой.

— Это доброе дело, свет! Давай-ка с тобой поспорим да об заклад побьемся на эти

пять сотен: коли выиграешь, будет у тебя целая тысяча.

— О чем нам с тобой спорить-то?

— А вот что: живи у меня сутки, пей, ешь, что твоей душе угодно, только до ветру не ходи; вытерпишь — твое счастье, а не вытерпишь— мое!

— Изволь, батька!

И ударились об заклад. Поп сейчас поставил на стол всякого кушанья и вина; парень давай уписывать, нажрался и напился до того, что вздохнуть невмоготу. Запер его поп в особую горницу. Только дня еще не прошло, а мужику захотелось срать — невтерпеж пришло.

— Что делать, — говорит он попу, — отопри, батька, проспорил!

Поп обобрал с него деньги и отпустил домой начистоту. Понравилось попу огребать денежки, надул еще двух-трех мужиков таким же манером. Прошел о нем слух по деревням и селам, и выискался один хватюга[88]. Шел он домой с работы, а денег у него в мошне-то меньше гроша. Пришел к попу ночевать.

— Откуда идешь? — спрашивает поп.

— В работниках жил, теперь иду домой.

— А много ль денег домой несешь?

— Тысячи полторы будет.

Поп как услышал, чуть не подскочил от радости.

— Давай, — говорит, — об заклад биться. Ешь и пей ты у меня, что душе угодно, только до ветру не ходи целые сутки. Вытерпишь — я плачу тебе полторы тысячи, а не вытерпишь — ты мне заплатишь. Хочешь?

— Давай, батька!

Уселся мужик и давай угощаться: поп не успевает носить кушаньев да вина подливать — так все и прибирает. Нажрался, напился и спать повалился. Поп его и запер накрепко. Ночью проснулся мужик, и так захотелось ему до ветру, что, кажись, последнюю калитку ломает — туго приходит! Мужик увидал:-на гвозде висит большая попова шапка» снял ее, навалил в нее больше половины и опять повесил на стену, а сам улегся спать.

Прошли сутки, мужик давай стучать: "Отпирай, батько!" Поп отпер, осмотрел везде — нигде не видать насранного. Тут мужик и прижал попа: подавай денежки! Поп морщится, а делать іечего, заплатил ему деньги и спрашивает:

— Как тебя, проклятый, зовут-то? Николи тебя пущать не буду.

— Меня зовут Какофием, батько! — отвечал мужик; взял денежки и ушел.

Остался поп один и раздумал: жалко стало ему денег. "Пойду, с горя лошадей посмотрю". Схватил со стены шапку и напялил на голову; говно и потекло оттуда по голове на шею ему и на плечи. Поп еще пуще взбесился, выскочил на двор, сел верхом на лошадь и погнал по большой дороге, а навстречу ему извозчики едут. Поп и спрашивает:

— Не видали ль, ребята, Какофья?

— Батька, каков ты? Неча сказать, хорош! Кто тебя так славно изукрасил-то?

С тем поп и воротился.

Архиерейский ответ

Жили-были генерал да архиерей; случилось им быть на беседе. Стал генерал архиерея спрашивать:

— Ваше Преосвященство! Мы люди грешные, не можем без греха жить, не еть; а как же вы терпите, во всю жизнь не согрешите?

Архиерей отвечает:

— Пришлите ко мне за ответом завтра. На другой день генерал и говорит своему лакею:

— Поди к архиерею, попроси у него ответа.

Лакей пришел к архиерею, доложил о нем послушник.

— Пусть постоит, — сказал архиерей.

Вот стоял лакей час, другой и третий — нет ответа. Просит послушника:

— Скажи опять Владыке.

— Пусть еще постоит! — отвечал архиерей.

Лакей долго стоял, не вытерпел — лег да тут же и заснул и проспал до утра. Поутру воротился к генералу и сказывает:

— Продержал до утра, а ответа никакого не дал.

— Опять, — говорит генерал, — сходи к нему да непременно попроси ответа.

Пошел лакей, приходит к архиерею, тот его позвал к себе в келыо и спрашивает:

— Ты вчера у меня стоял?

— Стоял.

— А потом лег и заснул?

— Лег да заснул.

— Ну, так и у меня х…й встанет — постоит, постоит, потом опустится и уснет. Так и скажи генералу.

Смех и горе

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был поп; жил он над рекою и содержал на ней перевоз. Приходит к реке один раз > бурлак и кричит с другого берега:

— Эй, батька, перевези меня!

— А заплатишь, свет, за перевоз?

— Заплатил бы, да денег нету!

— А нету, так и перевозить не стану. — Доли перевезешь, батька, я покажу

тебе за то смех и горе.

Поп задумался, захотелось ему увидать смех и горе. «Про что такое, — думает он себе, — говорил сейчас бурлак?» Вот он сел в лодку и поехал на тот берег, посадил с собой бурлака и перевез на свою сторону.