Майкл Каллен: Продолжение пути - Алан Силлитоу

дела, Дисмал захотел сразу же вернуться в машину. Я сказал ему, что это лучшее, что я мог сделать, и открыл банку Bogie. Он понюхал его, лизнул, а затем начал жрать. Я сидел на ступеньке с пачкой сэндвичей с сыром и огромной фляжкой кофе, возвращаясь к жизни, даже не осознавая, что был так голоден, и благословляя Билла и Марию, которые так хорошо меня накормили. Билл также добавил небольшую газовую плиту и все необходимое, чтобы я мог продержаться  две недели.

Когда Дисмал закончил, и я закурил, мы услышали шаги между львиным ревом грузовика и мурлыканьем автомобиля. Кто-то устало вошел на стоянку, словно собирался упасть после очень долгой прогулки. Дисмал зарычал, и я посоветовал ему помолчать. Мужчина запыхался.

— Собака  безопасна?

— Он и мухи не обидит.

– Я не ожидал, что он это сделает, но такой парень, как я, не может позволить себе рисковать.

Он прислонился к машине, и в тусклом свете я увидел небритое лицо человека лет шестидесяти. За спиной у него был рюкзак, но, похоже, в нем было немного вещей. Открытый воротник белой рубашки доходил до воротника спортивной куртки. На нем был пуловер, фланелевые брюки, черные ботинки и кепка, и он больше походил на путешественника, чем на туриста.

— Что ты делаешь в такое время ночи?

— Лучше не спрашивай.

Я воспринял его ответ как означающий, что у него нет выбора, поэтому взял флягу и дал ему чашку кофе. Он выпил его прямо до дна.

— Господи, не думаю, что у меня был такой кофе уже много лет. Это нектар!

Я передал ему пару сэндвичей с сыром. — Куда ты идешь?

— В следующий город.

— Ты голоден?

Он впился взглядом.

— Это обычное состояние для кого-то вроде меня в течение десяти последних лет. До этого было другая жизнь.

Он замолчал, чтобы поесть.

— Если хочешь, я тебя подвезу.

Юмор просто перевесил горечь.

— Когда-то у меня была чертовски хорошая машина. У меня был дом, жена, работа — все, и мне это нравилось. Когда ты сидишь спокойно, ты не знаешь, что произойдет через год или два, или даже через десять лет.

Его вид заставил меня чувствовать себя некомфортно.

— Ну и что произошло?

— В любом случае, спасибо за доброту к бродяге. Это были превосходные бутерброды. Не думайте, что я не могу это оценить. Парню моего положения становится все труднее объясниться должным образом. За последние десять лет у меня было больше невзгод, чем у Израиля когда-либо в Египте. По крайней мере, мне так казалось, хотя я не люблю жаловаться.

– Еще кофе?

Он кивнул. — Да, пожалуйста.

Я дал ему еще сэндвичей и плитку шоколада.

— Мне пора идти.

Я открыл дверь. — Итак, если ты хочешь войти.

— Который сейчас час?

Я подошел к фаре и посмотрел на свои карманные полуохотничьи часы. — Без пяти одиннадцать.

Он наклонился ближе.

— Когда-то у меня были такие часы, но я их потерял. Или их украли, вероятно, перевозчики. Подобные вещи происходили со мной в те дни, когда мне еще можно было потерять часы. Я был слишком неосторожен.

Мы расположились, и я предложил ему одну из лучших сигар Моггерхэнгера, исходя из того, что все беглецы рождаются равными.

— Лучше не буду, но все равно спасибо. Этот ужин был настоящим праздником. Я не ел с завтрака.

Я подождал, пока проедет машина, а затем вылетел на дорогу. — У тебя нет денег?

— Нет, у меня есть немного. Не хочу, чтобы меня задержали как бродягу. Это случилось один раз, поэтому у меня в кармане никогда не лежит меньше пяти фунтов, хотя в наши дни на это не стоит смотреть. Но я всегда экономлю. Я решил потратить столько-то денег в день и даже стараюсь сэкономить из этого медяк-другой. Режим строгий, но я никогда не бываю по-настоящему голодным. Я думаю, что спартанское существование идет человеку на пользу, не так ли?

— Нет, я так не думаю.

Он вытащил порванную карту.

— Я намеревался купить рыбу с жареным картофелем в следующем городе. Бромсгроув, не так ли?

— Надеюсь на это. — Я увидел вдалеке сияние огней.

Он спросил, владею ли я этой машиной.

— Я везу кое-какие вещи в Шропшир. Я шофер.

Он устроился обратно. — Если вы не возражаете, я возьму эту сигару сейчас, — он погладил Дисмала по голове, и если и было что-то, что Дисмалу нравилось больше, чем один человек, который суетился над ним, так это двое. — Милая собака.

— Он мой лучший друг.

— Похоже на помесь ньюфаундленда и сенбернара.

— Может быть, — сказал я. – Куда вы собираетесь преследовать дальше Бромсгроува?

— Это лишь предположение. Я продолжаю двигаться. Я родом из Ноттингемшира и, как ни странно, никогда не уезжаю дальше, чем на сто миль от этого места. Некоторое время я хожу по все увеличивающимся кругам, затем по все уменьшающимся кругам, пока не дохожу до Площади Плиты, и тогда я снова начинаю все увеличивающиеся круги. Полагаю, это связано с тем, что я был инженером. Я был горным инженером, но рано вышел на пенсию, потому что у меня появились кое-какие деньги. Их было немного, поэтому я не знаю, почему я ушел на пенсию. Глупо это было. Я позволил этому ударить мне в голову. Но несколько лет назад от меня ушла жена, хотя нам в любом случае пришло время разойтись. Мы были вместе так долго, что были словно две девицы, живущие вместе. Когда она ушла, я продал свой дом и переехал в Лестер. Мне тогда было пятьдесят. Это было чуть больше десяти лет назад. Кажется, ледниковый период наступил и прошел. Но в то время я был достаточно счастлив продать свой дом. За это я получил 4600 фунтов, что было достаточно справедливо по тем временам.

Он устроился поудобнее.

— В Лестере я купил небольшую квартиру, взял ее на условиях своего рода кооператива, организованного человеком, который сказал, что всю свою жизнь был социалистом и хотел реализовать свои принципы на практике. Я не знаю, кто вы, но никогда не имейте никакого отношения к чему-либо подобному, каких бы принципов вы ни придерживались. Если вы когда-нибудь приблизитесь к кому-нибудь, кто начнет говорить о будущем, бегите, спасая свою жизнь. Но я попался на это, ответив на рекламу. Никогда не поддавайтесь рекламе, потому что она всего лишь зеркало того, что написано в остальной части газеты. Как бы то ни было, этот улыбающийся проклятый злодей со своими светлыми локонами, в рыбацком свитере, армейских ботинках и портфеле из свиной кожи однажды исчез, а на следующее утро совет прибыл, чтобы снести