Черные начала. Том 3 - Кирико Кири

— Ритуалы. Мне не известно подробностей. Мертворождённый может означать один из ритуалов, который проходит ребёнок, чтобы получить тёмную Ци, ведь изменить её во время жизни уже невозможно.

— Получается…

Получается, он увидел во мне чёрное начало и решил, что я один из сектантов, которые искусственно делают людей с чёрным началом?

И что тогда получается? Раньше люди, если верить легендам, были цельными. Потом во время войны с какими-то демонами, может вестниками из военкомата или предлагающими кредит звонщиками, люди были разделены богами на чёрное и белое, чтобы противостоять последним. А потом случилась война между чёрными и белыми, где победили белые, а чёрные просто неожиданно перестали рождаться. Единственный способ получить чёрное начало — провести ритуал.

Какой? Попить из лужи?

Я просто плохо представляю, откуда у меня, человека не из этого мира, чёрное начало, которое как-то иначе не получить. В моём мире его как бы не было или… или может в моём мире есть и чёрные, и белые начала, просто у нас не ударились в культивацию и потому это как рудимент?

Нипанятна.

По крайней мере теперь стало понятнее. Чувак подумал, что я создан ритуалом. И теперь, возможно, будет усиленно искать тех, кто промышляет созданием моих братьев по структуре.

Как это помогло мне?

Да никак, если честно. И я всё больше проникался скептицизмом Лунной Совы, когда думал над этим. И что делать?

Но прежде, чем я оставил её рассматривать потолок, Лунная Сова негромко произнесла:

— Она особенная.

— А?

— Ки — избранное дитя, что изменит этот мир.

— Это заметно.

— Она отличается от всех нас. Её надо вернуть… — её голос стал тише, будто Совунья засыпала.

— Ага, легко сказать. Знать бы, откуда начинать.

— Вьисендо. Он сказал, что его зовут Вьисендо… — прошептала она и… если верить приподнимающейся груди, уснула.

Я молча смотрел на неё, после чего вздохнул.

Вот и первая зацепка.

Вьисендо.

Уверен, что начни я спрашивать о нём прямо сейчас, и выяснится, что никто о таком никогда не слышал, если даже Лунная Сова не смогла сказать ничего больше, кроме его имени.

И тем не менее я закинул удочку на этот счёт. Закинул как у монахов, так и у людей, что были вынуждены, как и мы, ждать караван, который вывезет их отсюда. Но попытка оказалась тщетной — я мог с тем же успехом спросить, кто такой Дима Билан, и то больше шансов, что скажут. Люнь это имя тоже ничего не сказало, что не удивительно — вряд ли ублюдок жил в её времена.

Следующего каравана, как нам сказали, в империю следовало ждать только через месяц, поэтому я занимался ровно тем, чем и следовало: медитировал и пытался понять, что и как делают монахи в своих тренировках.

И пытался узнать не просто так: у большинства из них был уже уровень Расцвета, и достаточное количество могло похвастаться уровнем Священного Роста.

Священного Роста!

Блин, да у империи таких можно пересчитать буквально по пальцам нескольких человек, а здесь в одном храме их столько.

Но сказать «узнать» было куда легче, чем это сделать. За всё это время я неоднократно пытался поговорить, сдружиться и просто заставить проболтаться кого-нибудь из монахов об их методиках, однако в ответ встречал всегда вежливую улыбку и молчание — монахи хранили свои тайны, как мёртвые партизаны.

А то, что я мог наблюдать за их тренировками, было не полезнее, как если бы я рассматривал со стороны истребитель и пытался составить подробную схему строения.

В это и была фишка многих техник — мало видеть, как она делается. Надо знать, как именно её выполняют, без чего любые наблюдения были бесполезны.

Очень скоро я понял, что все мои надежды выучить новые приёмчики пошли прахом, и по сути ловить мне здесь больше было нечего.

А вообще, терпимости монахов можно было позавидовать. Учитывая тот факт, что мы были чистыми нахлебниками, и им приходилось пусть и немного, но возиться с нами, они могли на полных правах проводить нас нахрен.

Но монахи даже не реагировали на нас особо, будто все вынужденные гости здесь были не более, чем часть интерьера. И ко всему прочему они даже заботились о парализованной Совунье, и я лишь иногда приходил её навестить.

Кстати о Сове — из головы не лезли её слова про особенную Ки и про то, что её надо вернуть.

Признаться честно, тоже хотел её вернуть. Для меня то время, что я провёл с ней, не было пустым. Больше десяти месяцев мы пусть и не жили бок-о-бок, однако знали друг друга настолько, что иной раз казалось, что она для меня кто-то родной. Хотя для неё я и был родным практически…

Фенечка на руке до сих пор радовала необычным узором, и каждый раз, когда я смотрел на неё, чувствовал внутри какую-то тоску.

Да, глупо выглядят со стороны мои размышления идти её искать и спасать или нет. Однако всё упиралось в то, насколько это имеет смысл. Я боялся, честно, я боялся того монстра, что мог остановить время. Боялся, что он меня просто заставит исчезнуть на месте. Это если я вообще его найду, что очень сомнительно. Легче было продолжить свои поиски дороги домой.

С другой стороны, я и сделать вид, будто ничего не произошло, не мог. И те деньги, что меня ждали теперь, не выглядели столь заманчиво, учитывая, что это останется со мной на всю жизнь. Да и в конце концов, деньги есть, да, но что дальше?

И вот выбор: нереальная попытка спасти Ки или жить с грузом на душе, понимая, что бросил того, кто считал тебя родным.

— Ты не первый, кто через это проходит, — сидела рядом со мной на стене Люнь.

Часто сидел где-нибудь на стене и смотреть в даль, как сейчас, пытаясь разобраться не только в том, что делать, но и в самом себе.

— Мне кажется это бессмысленным настолько, что даже приниматься не стоит, но с другой стороны…

— Ты не можешь отвернуться от неё, — кивнула, улыбнувшись, Люнь.

— Да, — вздохнул я. — И я боюсь сдохнуть.

— А ты не бойся.

— Спасибо за ценный совет.

— Тогда почему бы просто не попробовать? Просто не взять и пробовать? — предложила она. — Сделай всё, чтобы спасти, но если не получится — ты сделал всё, что мог, вот и всё. Твоя совесть будет чиста, и никто уже тебя не осудит, верно?

В её словах была логика человека, который всю жизнь профессионально убегал от ответственности и успокаивал совесть отмазками. Однако Люнь всё же была права — я должен попробовать, а потом уже стонать и мучиться. Если даже Лунная